Называй меня Мэри
Шрифт:
– Случайно.
– Мне не рассказывай! – рявкнул Свистун. – Ничего не бывает случайного! Ты ждал! Ты в засаде сидел! Ты ж у нас ветеран войны, все в войнушку играешь! Чего надо?
Он двинулся на Кобзаря.
– Плащ, – сказал Олег.
– Какой плащ? – Свистун остановился.
– Твой. Если есть при тебе ствол – только там. Давай сюда.
Дмитрий перевел дыхание, громко выдохнул. Сейчас он протрезвел окончательно, и Кобзарь сосредоточился: дальше нужно внимательно следить, контролируя каждое его движение. Но Свистун не спешил. Оценил взглядом
– Ты прав. Нужно поговорить. Все непросто, я угадал?
– Ничего ты не угадал.
– Ты не сам меня искал. Тебя кто-то ко мне прислал. Ты придумал, как не говорить со мной при посторонних. Затем и разыграл весь этот спектакль, чтобы девица захотела уйти сама. Так как, правильно все?
Свистун взял початую бутылку виски.
– Теперь я говорю – ты слушаешь, – процедил Олег. – Сегодня твой вечер. Тебе повезло. Не будь блондинки, остался бы там, на улице. Честное слово, собирался показать, что будет, если еще хоть раз тронешь жену и ребенка Артема Головко. Особенно ребенка.
– При чем тут я?
– Закрой хавало! – Олег сжал кулаки. – Я сказал – ты услышал.
Кобзарь увлекся и едва не пропустил – уклонился на секунду позже.
Бутылка должна была попасть в голову, но удар приняло левое плечо.
Свистун уже мчался на него, ловко выскочив из-за стойки.
Прыгнув, Кобзарь потерял равновесие, упал – и тут же бросил тело вбок, чудом избежав удара ста килограммов живого веса, который наваливался сверху.
Они вскочили на ноги одновременно.
Олег нырнул под руку, ударил снизу, достав до челюсти противника. Тот устоял, хотя покачнулся. Повторно ударить не успел, потому что координация еще немного гуляла, несмотря на видимую трезвость. Инициатива все равно была за Кобзарем, он не церемонился – влупил носком в пах Свистуну. Когда тот заорал от боли и согнулся – закончил дело, повалив Дмитрия на стеклянный столик.
Тело сползло на пол.
А потом Олег снова чуть не прошляпил: рука Свистуна скользнула под диван, вынырнула уже вооруженной.
Значит, пистолет был не в плаще.
Или в квартире их два.
Отступив, Кобзарь приготовился ударить.
Тем временем противник, в который раз показывая себя ловкачом, поднялся на ноги, теперь держа Олега под прицелом. Ни один из них не боялся, что выстрел могут услышать. Стрельба и взрывы на киевских – и не только киевских! – улицах стали приметой военного времени. Которая уже скоро три года как никого не удивляет. Пугает, да и то не всех. А вот чего не делают люди, так это не мчатся на выстрелы, услышав их. Наоборот, убегают как можно дальше. И не спешат общаться с полицией.
Кобзарь отчаянно прыгнул вперед, на ходу хватая и резко выворачивая правую руку Свистуна вниз.
Тот вскрикнул – все же не ожидал, что Олег кинется на пистолет.
Палец нажал на спуск от болевого шока.
Одного выстрела хватило.
Оттолкнув его от себя, Олег, как зачарованный, смотрел на место, куда попала пуля. Так еще нужно уметь: бедро, прострелил артерию, теперь кровь текла рекой. Даже опытный хирург не успел бы перетянуть рану – смерть от подобного ранения была делом нескольких минут.
Умирал Дмитрий Свистун удивленным.
А Олег Кобзарь только теперь понял: на самом деле он желал ему смерти.
Теперь единственному сыну его друга Артема больше ничто не угрожало.
После себя он убрал.
Нашел влажные салфетки в ванной. Обошел комнату, стараясь не наступать в лужу крови. Вытер всюду, где брался руками. Действовал так, будто двенадцать лет не раскрывал убийства, а сам совершал их. Осмотрев все кругом, убедился: не оставил ничего для себя критичного. Есть, конечно, одна проблема, но она решится быстро и безболезненно.
Выключил свет. Двери закрыл, разобравшись с автоматическим замком. Потянул на себя, услышал – клацнуло, проверил, дернув за ручку. Протер после себя также и ее. Свет выключен, завтра суббота, на службе Свистуна ждать не будут.
Повезет – станут разыскивать не раньше понедельника.
Сев за руль и запустив мотор, Кобзарь с удивлением отметил: у него не дрожат руки. До войны ему доводилось стрелять в человека пять раз, из них два – прицельно, насмерть. Оба случая начальство повернуло как необходимую самооборону, и, собственно, они ею и были. И мандраж он почувствовал только в первый раз. Потом оно как-то прошло.
Сегодня он совершил неумышленное убийство.
Самооборона, хотя кто на кого первым напал – вопрос. Он же собирался покалечить бывшего коллегу. Пусть имел на то формальную причину, но ни один суд ее не признает. Сейчас Олег невольно отметил: ищет себе оправдание. Тогда как на Донбассе, куда полтора года назад пошел добровольцем, совесть его не мучила. За линией размежевания – враг, который намерен убить тебя. Если так, ты должен стрелять в ответ. Желательно – метко.
Тоже самооборона, если что.
Убийство врага поощряется. За это даже награждают, повышают в звании, просто уважают. Если, конечно, враг уничтожен в бою – и это сепар, а не мирный житель. Который оказался под перекрестным огнем и действительно ни в чем не виноват. Кроме того, что волей судьбы живет в зоне боевых действий.
До войны Кобзарь писал ненавистные объяснения после применения оружия, переживая бессмысленные по своей сути служебные расследования. Тем не менее всякий раз, когда ситуация требовала стрелять – палил, не думая о последствиях. Война же погрузила Олега в мир безнаказанных убийств, когда никому ничего не нужно объяснять. Наоборот, кое-кто, явно насмотревшись в свое время военных фильмов, ставил зарубки на прикладах, гордясь каждым застреленным врагом. Почему-то не волнуясь о том, что однажды сам нарвется на пулю. И где-то там, по ту сторону линии размежевания, вражеский солдат точно так же поставит свою зарубку.