Не бойся Адама
Шрифт:
– Меня зовут Керри. Я больше дружила с твоей сестрой, Линдси. Ведь по возрасту я как раз между вами. Ты же с семьдесят пятого?
– Да, июнь семьдесят пятого.
– Помню-помню, ты ровно на год меня старше. Тогда это казалось огромной разницей. Я была малышней. Ты на меня даже не смотрела.
Обе они засмеялись.
– Так у тебя всего восемь месяцев разницы с Линдси?
– Ну да. Кстати, как она там? Я уже лет десять о ней ничего не знаю.
– Вышла замуж за канадца. Трое детей. Они живут у Чикутими, далеко на севере.
– Надо
– Нет, они купили квартирку в Форт-Лодердейл и проводят там три четверти года. Летом приезжают сюда.
Присоединившийся к ним Роджер объяснял спутникам Джинджер, в чем дело.
– Так и сказала: «Она похожа на Джинджер», а я, как дурак, отвечаю: «Эту тоже зовут Джинджер».
Его слова должны были подкрепить версию совершенно случайной встречи.
Роджер пошел за кофе для всей компании. Когда он вернулся, подружки успели припомнить школу, где Керри жила три года, бассейн, куда их водили по воскресеньям, крохотный старый город, магазинчик у школы, где продавали сладости… Сыграть на воспоминаниях детства проще всего, уверяла Тара. Избыток деталей всегда подозрителен. Достаточно вспомнить общую атмосферу, две-три бессмысленные подробности, которые собеседник чаще всего забыл… Картина выходит – не подкопаешься.
Потом они заговорили о жизни после их якобы случившегося расставания. Тут уже не могло быть общих воспоминаний, и Керри почувствовала себя свободнее. Надо было только остерегаться деталей, которые слишком легко проверить, или уж подчищать все до мелочей. Все как в обычном прикрытии.
– А сейчас что ты делаешь? – спросила Джинджер.
– Это долгая история, – ответила Керри, снова принимая удрученный вид, к которому уже привык Роджер. – У тебя ведь работа?
– Да, я должна вернуться в офис. Вот что, пойдем-ка со мной, там и поговорим. Ты ведь тоже работаешь в «Одной планете»?
– С сегодняшнего утра…
– Ну вот, обо всем и расскажешь.
Они вывши под ручку как две закадычные подружки. Роджер нежно смотрел им вслед, счастливый тем, что приложил руку к началу выздоровления Керри.
По дороге на третий этаж Керри успела затронуть почти все темы: свое горе, жизнь до случившейся трагедии. Джинджер рассказала о своем муже и дочери, которой исполнилось десять лет. Разговор о работе Джинджер поддерживала неохотно и глубоко вздыхала.
– Представь себе, я в этом сумасшедшем доме уже пятнадцать лет.
– Работы много?
– Мне она опротивела, но тут есть свои плюсы.
– Чем же ты занимаешься?
«Задавай только те вопросы, из которых понятно, что ты ничего не знаешь», – говорила Тара.
– Трудно объяснить. Скажем так, я просто шарнир.
– Между чем и чем?
– Между руководством и служащими.
– Руководством?
– Да, шефами, но они не любят, когда их так называют. Большинство стояло у истоков движения. Сборище гениев, но один безумней другого. Сегодня они просто буржуи. Самим на все наплевать, но хотят, чтобы другие вкалывали. Вот я и кручусь
– Да, поди разберись. Не понимаю, как тут у вас все устроено. Здесь есть президент, самый главный, тот, кто принимает решения?
– У нас были драки не на жизнь, а на смерть, как и во всех подобных движениях. Где-то около пары лет назад все успокоилось. Одержимые ушли восвояси. Трое наших, из тех, кто поспокойнее, взяли все в свои руки.
Джинджер даже слишком быстро подобралась к сути дела. Керри решила не развивать тему дальше и держаться прежнего курса.
– Мне надо вернуться к работе, – сказала она.
– А что ты делаешь?
Керри объяснила.
– Понятно. Ты замещаешь одного инвалида, который занимался рассылкой. Бедняга, похоже, ему стало совсем плохо. Тебе нравится?
– Это немного… Ну, скажем… примитивно.
– А чему ты училась?
Керри пожала плечами:
– Я архивист.
– Не может быть! Это что, специальность такая?
– И даже довольно сложная. Я шесть лет училась в колледже и защитила магистерскую диссертацию.
– О разборке архивов?
– Архивы – это не только пыльные полки. Это коллективная память, самая суть общественных институтов, печать времени на всех нас.
– Скажи-ка, тебя это, похоже, увлекает! Отчего же ты не работаешь по специальности?
– До смерти мужа я этим и занималась. А потом словно что-то оборвалось. Меня выгнали.
«Никаких подробностей о недавнем прошлом», – предупреждала Тара. Такое прикрытие всегда ненадежно. Профи называли его «одноразовым», годным в лучшем случае на несколько часов или дней. Любая проверка быстро вскроет обман. К счастью, операцию планировалось завершить в такие сжатые сроки, что вряд ли у кого-то найдется время всерьез заняться ее прошлым. Риск, конечно, есть всегда, но важно не допустить возможности слишком быстро проверить события недавнего прошлого.
Джинджер бросила взгляд на свой заваленный бумагами стол. Вдоль стен ее комнаты тянулись стеллажи, заставленные картонными папками. Некоторые из них лопались от документов. Другие, почти пустые, не выдерживали напора соседей. Она задумалась на секунду и сказала:
– Возможно, что ты пригодишься нам совсем в другом месте. Мне надо поговорить с тобой о наших собственных архивах.
– Кто за них отвечает?
– Никто, конечно. Работы всегда по уши.
Зазвонил телефон, и Джинджер увязла в долгом обсуждении заседания, которое следовало перенести. Положив трубку, она напрочь забыла об архивах.
– Слушай, я больше не могу с тобой болтать, – сказала она. – У меня дел по горло. Иди работай, увидимся завтра в обед. Постараюсь как-нибудь на днях организовать ужин дома.
Керри заколебалась, взвешивая за и против. Несмотря на риск, следовало действовать без промедления.
– Ты это серьезно говорила?
– О чем?
– Архивы. Ты знаешь, мне правда приятно работать с тобой. Это намного лучше, чем торчать на складе. Недели за две я бы все привела в порядок.