Не бойся Адама
Шрифт:
Голова ее была все еще запрокинута, когда она почувствовала на своей шее чью-то руку. Фляга упала на землю. В затылок Жюльетте уперлось дуло револьвера.
Она не двигалась. Бульканье вытекавшей из фляги воды казалось в царившей вокруг тишине оглушительно громким. Странно, но Жюльетта не чувствовала страха. Ее пульс, зачастивший в самый первый момент, вернулся к обычному ритму. Всю дорогу она размышляла о том, что ее ждет. Ей казалось нелепым, чтобы кто-то заставил ее проделать весь этот путь лишь для того, чтобы убить. Сделать это в Южной Африке было гораздо проще.
То, как была обставлена встреча, ее тоже не удивило. Одинокое детство многому научило
В тишине она слышала дыхание мужчины, державшего ее за горло.
– Я могу тебя убить, – сказал он.
Хриплый голос звучал гулко, хотя мужчина намеренно говорил тихо. Такой баритон, дай ему волю, будет отлично слышен в огромном театре или в лесу.
– Буду об этом помнить, – сказала Жюльетта. – Вы можете убрать оружие.
Она почувствовала, что дуло сильнее упирается ей в затылок, так, словно перед тем, как отпустить ее, человек пытается оставить на ней отметину, знак покорности и власти. Это было волнующе, даже приятно.
Вдруг хватка мужчины ослабла. Жюльетта не обернулась. Уперев дуло ей в спину, человек стал методично обыскивать девушку. Его большая и грубая рука, которую отделяла от кожи лишь тонкая ткань майки и полотняных брюк, ощупала ее сверху донизу. Мужчина вынул ее бумажник. Добираясь до лежавших в правом кармане ключей от машины, он дотронулся до ее паха. Жюльетта не сдержалась и рассмеялась.
Человек приказал ей заложить руки за голову и идти вперед. Он подтолкнул ее к тропинке, змеившейся между двух скал. Вскоре они оказались в узкой каменистой ложбине, снизу незаметной. По бокам ее росли сосны, чьи размытые водой корни торчали из земли, как лапы огромных высушенных пауков. Постепенно ложбина превратилась в ущелье с отвесными стенами. На одной из них Жюльетта заметила веревочную лестницу. Мужчина приказал Жюльетте лезть первой, а потом стал взбираться за ней. Наверху лестница была пропущена через отверстие в скале, через которое они попали на выступ, выровненный частично самой природой, а частично человеком при помощи стенок из сухих камней. В глубине виднелся грот с оштукатуренными стенами и квадратными окнами, приспособленный под примитивное жилище. Выступ был достаточно приподнят, чтобы сюда проникали теплые лучи послеполуденного солнца. Жюльетта обернулась и увидела, что мужчина втягивает наверх лестницу и закрывает лаз, через который они попали сюда. Револьвер он заткнул пояс.
Мужчина сделал ей знак присесть за плохо обструганный дощатый стол, занимавший добрую половину выступа, и сам сел напротив.
Это был широкоплечий парень высокого роста с огромными руками и длинной костлявой шеей. Его выдубленная смуглая кожа, узловатые пальцы и худоба отлично гармонировали с сухими деревьями и кривыми кустами, едва выживающими на здешней суровой земле, и все же полными влаги и соков, непобедимыми и растущими из всех щелей. Точно так же и в сидящем напротив человеке ощущалась ловкость, мощь и непобедимая сила сопротивления. Поразительное сходство природы и человека нарушал только его странный взгляд. У мужчины были немного выцветшие глаза, холодного голубого цвета морского горизонта и северной зари. Черные, зачесанные назад волосы оставляли открытым высокий лоб. Небольшой нос и тонкие губы мужчины не привлекали внимания, целиком прикованное к его глазам. Жюльетта не смогла бы сказать, что она в них увидела. В его взгляде не читалось ни грусти, ни угрозы. Казалось, он был просто-напросто устремлен не на нее, а куда-то внутрь, словно окно, распахнутое в иной мир, сквозь которое можно созерцать мечту, абсолют, небеса, полные умозрительных созданий, безумие. Не было нужды наставлять на нее револьвер. Этого взгляда вполне хватало.
– Вот ты и здесь, – сказал мужчина.
Жюльетта не казалась ни удивленной, ни испуганной, и это успокоило ее собеседника.
– Меня зовут Тэд Хэрроу.
– А меня Жюльетта.
– Я знаю.
Именно в это мгновение Жюльетта отчетливо поняла, что от этого человека исходят все распоряжения, от которых зависит ее жизнь. Это он задумал операцию во Вроцлаве, отдал приказ Джонатану и направлял действия ее тюремщиков в Южной Африке. Отчего она была так в этом уверена? Жюльетта не дала бы ответа на этот вопрос. Быть может ей просто не верилось, что такой человек подчиняется чьим-то приказам. Из всех ее собеседников он первый походил на настоящего «хозяина».
– Благодарю вас за то, что вы согласились, – сказала Жюльетта.
– Согласился на что?
– На то, чтобы я осталась с вами в игре.
– Ты меня благодаришь… – задумчиво произнес человек.
Хэрроу говорил, не отводя взгляда. В лице его не дрогнул ни один мускул, и только прищур глаз выдавал его чувства. Он словно опускал занавес, скрывая от собеседника свой внутренний мир, а потом поднимал его, давая взглянуть в голубизну пустынного горизонта. Жюльетта совершила ошибку, нарушив молчание.
– Я знаю, что не оставила вам выбора, – ляпнула она. – Не взыщите.
Из глаз, которые пришлось открыть не вовремя, метнулись молнии.
– Ты и вправду полагаешь, что не оставила нам выбора?
Жюльетта поняла, что сморозила глупость. Она слишком рано ослабила хватку. С таким человеком нельзя фамильярничать.
– Твой мелкий шантаж просто смешон. Мы прекрасно могли обойтись без тебя. Ты свое дело сделала.
Жюльетта отметила, что он первым из всех, казалось, вовсе не волновался из-за судьбы колбы с красной крышкой, украденной во Вроцлаве. Это лишний раз подтверждало, что он единственный, кто контролирует ситуацию и владеет информацией, к которой не имели доступа ни Джонатан, ни те двое из Южной Африки.
– Тогда почему вы меня не убрали?
Тед прикрыл на мгновение глаза, потом снова открыл их и встал. Он подошел к стене дома и взял с покосившейся полки глиняный кувшин и пару стаканов.
– Потому что ты еще можешь нам пригодиться, – сказал он, наливая обоим воды.
– Именно этого я и хочу, – воскликнула Жюльетта и снова пожалела о том, что не прикусила язык.
В сидевшем против нее человеке чувствовалась странная смесь силы и сдержанности. За ним хотелось идти без оглядки, но приходилось признать, что любое проявление эмоций провоцирует его гнев и ненависть. И все же Жюльетта ничего не могла с собой поделать. Переполнявшее ее возбуждение против ее воли выплескивалось наружу.
– Я хотела бы бороться вместе с вами, – сказала она, пытаясь сохранять спокойствие. – Я хочу послужить делу.
– Какому делу? – отрезал Хэрроу, грохнув стаканом об стол.
Несколько капель воды выплеснулось наружу, и они оба уставились на них как на знак безудержной ярости, прорвавшей плотину невозмутимости.
– Ты думаешь, – сказал Тед глухо, – что наша миссия сводится к освобождению собачек и кошечек?
– Не сомневаюсь, что дело куда серьезнее, – ответила задетая вопросом Жюльетта.