Не бойся Адама
Шрифт:
– Кто может ставить такую цель? Ладно, Хэрроу еще можно понять: он чокнутый придурок, но люди с финансовыми и интеллектуальными возможностями…
– Идея не становится менее реальной оттого, что она чудовищна. Сейчас у меня нет ответа, но моим предположениям все это не противоречит.
– Но один-то вопрос остается, – сказала Керри, решившая отыграться на другом поле. – Ты же сам говорил, что холера как оружие никуда не годится, что против нее вырабатывается иммунитет, и почти везде в мире она становится эндемичной.
– Верно, это никудышное биологическое оружие. В нынешней форме болезни.
– А есть и другие?
– Лаборатория во Вроцлаве как раз и работает над мутацией
– Ты хочешь сказать, что этот Рогульский вывел какую-то новую агрессивную форму микроба?
– Здесь пока что сплошные вопросы. Надо кое-что проверить через профессора Шампеля из Института Пастера, но из его же материалов следует, что вывести новый вибрион вполне возможно. Он мог бы вызывать тяжелые формы болезни, легче распространяться и не поддаваться лечению обычными антибиотиками.
– Значит, этот поляк заодно с ними?
– Не делай поспешных выводов. Вполне возможно, что новые партнеры просто заверили Хэрроу, что могут раздобыть ему модифицированный вибрион холеры. Он останется возбудителем болезни бедняков, но будет гораздо опаснее. Неизвестно, был Рогульский в это замешан или его самого обвели вокруг пальца.
– А Острова Зеленого Мыса?
– Как мы и думали: генеральная репетиция. Отличный способ испытать разные способы заражения на ограниченной территории.
Керри встала и двинулась обратно к избе. Поль молча шел следом. Оба были погружены в свои мысли, рождавшие смутные убеждения, приправленные желанием действовать и досадным чувством бессилия, смешанным с отвращением.
– Если мы правы, – прошептала Керри, – то понятно, почему наложили в штаны эти деятели из «Одной планеты», когда Хэрроу пришел к ним с таким планом. Естественно, они и не собирались отражать обсуждение в отчетах.
Они вернулись к лужайке перед избой. Солнце уже поднялось над кронами деревьев и золотило зелень густой травы.
– Это чудовищный и неслыханный план, – сказал Поль. – Самая масштабная из всех мыслимых операций по уничтожению людей, катастрофа мирового масштаба.
Он слегка улыбнулся и добавил на одном дыхании:
– С таким вызовом еще никому не доводилось сталкиваться… Страстная убежденность Поля потрясла Керри. Она посмотрела на него. Его черные волосы были растрепаны, а бакенбарды от постоянного подергивания заплелись в косички. Таким она его и любила: возбужденным, знающим, кто его враг, готовым пустить в ход любое оружие. Она подошла к нему. Мгновение они стояли неподвижно, чувствуя дыхание друг друга. Потом Керри положила голову ему на грудь, а руки на спину. Поль ласково поглаживал ее волосы. Все напряжение последних дней разом исчезло, уступив место взаимной нежности.
– Знаешь, – прошептала она, – я действительно рада опять быть с тобой.
Так они и стояли, когда на лужайке появился старый русский слуга в косоворотке. Увидев их, он удалился, недовольно склонив голову и пряча морщинистое лицо, обрамленное седой бородой.
Керри и Поль стали любовниками давным-давно.
Их страсть, как это часто бывает, родилась из своей противоположности. Еще в училище Керри углядела в числе сокурсников молодого подтянутого военного, известного, как говорили, своей храбростью и дисциплиной. Поля задевали насмешливые замечания девчонки с огненными волосами, которая была вечно настороже и никому не спускала демонстрации мужского превосходства.
Тогдашние незамысловатые представления Поля о женщинах сложились в основном под влиянием образа его строгой неуступчивой матери и воспоминаний о случайных посещениях азиатских борделей. Свободная и дерзкая Керри не могла заслужить уважения, подобающего зрелой даме, но и не возбуждала на манер продажных девиц. Парни с его курса – а тогда их было еще подавляющее большинство – думали примерно то же самое и избегали рассказывать ей о своих похождениях. Керри делала вид, что это ей безразлично, но однажды в выходные, когда она, как обычно, осталась одна в лагере, Поль увидел, как Керри плачет в своей постели. Он тихонько прикрыл дверь и никогда с ней об этом не говорил.
У нее с деликатностью обстояло похуже. Как-то вечером Керри зашла в столовую, совершенно пустынную в этот час, поскольку курсанты отправились на вечеринку, организованную другим подразделением. Там оказался лишь Поль, которому выпало дежурить. Безделье и какая-то болезненная тоска, вызванная воспоминаниями о матери, заставили его сесть за рояль. Он стал перебирать клавиши, хотя не испытывал к этому инструменту ничего, кроме ненависти. Захваченный воспоминаниями детства и памятью пальцев, Поль принялся играть ноктюрны Шопена и переложенные для фортепиано произведения Баха. Он думал, что его никто не слышит, так что, когда Керри вдруг захлопала в ладоши, он с грохотом захлопнул крышку инструмента и встал, покраснев и дрожа, словно его застали за неприличным занятием. Она попросила его продолжать, но Поль грубо отказался и вышел вон, хлопнув дверью.
Ближайшие три месяца они не говорили друг с другом иначе как по необходимости. Потом подошло время распределения. По случайному совпадению оба они оказались в Форт-Брэгге в одном и том же подразделении, приданном Восемнадцатой воздушно-десантной дивизии. На первое задание их отправили в Боснию, поручив действовать совместно с группой агентов на сербской территории и наметить для авиации НАТО цели бомбардировок. В качестве прикрытия командование выбрало миссию гуманитарной помощи. Для надежности легенды решили послать смешанную группу из двух мужчин и одной женщины. В нее попал Поль и некий Тибор, американец венгерского происхождения, родители которого проживали в Воеводине. Он свободно говорил по-сербохорватски. Возраст и внешность Керри, особенно если она распускала волосы, идеально подходили для роли молодой идеалистически настроенной сотрудницы гуманитарной миссии. Снабженные новыми паспортами – австралийскими и финским, – они намеревались попасть на сербскую территорию, сопровождая конвой грузовиков с продовольствием. У них был приказ ночью покинуть конвой сразу за горой Игмам и заняться определением целей. В полученных группой спортивных рюкзаках имелось все необходимое для жизни в лесу и передачи шифрованных радиограмм. Великолепно обученные работе под прикрытием они обосновались в лесу прямо под Пале, временной столицей Республики Сербской в Боснии. Работать предстояло по двум направлениям. Прекрасно владевший языком Тибор мог свободно перемещаться в форме местной милиции. Его задачей было выявить места жительства и ночные убежища главарей сербских вооруженных формирований в Боснии. Керри и Полю предстояло вести наблюдение за ночными передвижениями танков и артиллерии около холма, под которым, по предположениям американской разведки, находился подземный склад. Первый прокол случился на другой же день после их прибытия. Тибор не вернулся с задания.
По радио они смогли узнать, что у того едва хватило времени привести в действие свой тревожный маяк, чтобы сообщить о том, что он схвачен.
В соответствии с разработанным планом, эвакуация группы вертолетом должна была состояться через три дня. Место было оговорено заранее. Существовал и запасной вариант, но гораздо более рискованный. Кроме того, после поимки Тибора сербы наверняка обложили весь район, так что добраться до площадки, где ожидалось приземление вертолета, представлялось практически невозможным.