Не бросайте бескрылок
Шрифт:
Обогнув край села, машина выехала на трассу, затем свернула направо и, миновав магазинчик, прозванный в народе "бабьими слезами", потому как кроме селедки и водки в нем мало что продавали, завернула на широкую улицу, своим противоположным концом упиравшуюся в тихую речку. Ванька напружинился и стал всматриваться вперед, надеясь хоть что-то разглядеть издали, но обзору мешал неизвестно откуда появившийся перед домом КамАЗ.
А вот, наконец, и бабкин дом. У входа толпятся люди -- значит, и впрямь прознали о ее смерти и пришли попереживать. Машина свернула к дому, теперь можно было видеть всех, кто пришел. Но что это?!
Ванька глазам своим не поверил -- на порожке сидела живая бабка Марья, а рядом с ней жена сына Виктора,
Собравшиеся попервам примолкли, соображая, чего это вдруг милиционер объявился, да еще вместе с Ванькой.
– - Вот и милиция подоспела, -- сказала певучим голосом бабка Марья, хитро оглядывая подошедших. -- Ты, сынок, никак самогон опять пришел искать, а Ваньку в помощники к себе взял? -- Спросила и ждет, что Федор Степанович скажет. И остальные ждут, даже водитель КамАЗа из-за любопытства все никак не уедет.
– - Да нет, совсем не за тем... -- Степенно ответил несколько озадаченный участковый. -- Я это... узнать, кто тут умер, а заодно выяснить, не нужна ли какая от властей помощь. Ваш сосед, -- он небрежно кивнул головой на Ваньку, -- только что говорил, будто вы, бабушка, ночью на тот свет, извиняюсь, отправились, умерли, значит. И что я вижу? Выходит, врет по пьянке сосед, а раз так, то отвечать ему по закону придется. -- Повернувшись к Ваньке, с невыразимым презрением в голосе продолжал: -- Чего только в жизни видеть не приходилось, но такого... -- Он, шумно вздохнув, покачал головой, -- еще не было. Мотоцикл вел пьяный, как всегда, без шлема, на почте устроил скандал, так вдобавок хватило наглости придумать вашу смерть...
– - Ну, что скажешь, Баранов? Говори-говори, я жду, да и люди, что собрались, -- обвел он коротким жестом руки бабкиных соседей, -- люди тоже ждут.
А Ванька слушал и думал, что, пожалуй, впервые в жизни очутился в столь идиотском положении. Какое-то сплошное невезение: вчера эти дурацкие прыганья с крыши сарая, надо ж было только додуматься, а сегодня -- непонятная смерть бабки Марьи, эти чертовы телеграммы... Хотел же как лучше! А теперь вот стой и отдувайся как дурак.
Взглянув мельком на бабку Марью, опустил глаза. От кого-от кого, но от нее такого подвоха не ожидал. Неужели подшутила? Нет, не могла, да и на сердце в последнее время жаловалась. Но все-таки с упреком сказал:
– - Как же так, ведь сам все как было видел, звал, а в ответ -- ни звука. Конверт с адресами лежал на столе -- я и взял. А теперь выходит -- курам на смех. Ну что ж, раз виноват, значит, отвечу.
Бабка слушала не отводя глаз. Лицо бледно-желтое, измученное. Кожа словно пересушенный и испещренный мелкими-мелкими морщинками пергамент, а глаза, обычно такие веселые, вдруг наполнились слезами, отчего припухшие мешки под ними и кончик носа покраснели, а лоб сморщился.
– - Никакого смеха, Ваня, -- ответила чуть слышно. -- Как есть правильно гутаришь. Всю прошлую ночку маялась, думала вот-вот Господу Богу представлюсь. До утра ждала смертушки, а она не пришла. Господь решил по-другому -- пожить, значит, должна. Оно, Ваня, может, и к лучшему. Завтра побелим с невесткой, а потом и помирать можно. Ты уж прости...
– - Ну зачем вы так, мам? -- надула обиженно губы невестка, порывисто обняла и чмокнула свекровь в щеку. -- Скажете тоже помирать! А дети, внуки к кому приезжать станут? Виктор вот собирается в отпуск. Говорит, сад опилю, угля и дров
И все разом как загалдели, загалдели, чтобы бабка, значит, умирать не спешила. А Меланья, так та даже обиделась, что подружка бросить ее захотела.
– - Да я че, я ниче, -- окидывала всех теплым взглядом бабка Марья. -- Поживу, коль просите... -- А сама довольная такая. И опять, уже не столько Ивану, сколько участковому стала говорить, какой сон видела, да как потом сердце схватило и как к смерти готовилась, а под самое утро вдруг крепко уснула. Утром Меланья пришла; она уже не спала и переоделась, а смертную одежду вновь в сундук спрятала. Отвару из целебных трав вместе попили, и тут невестка на КамАЗе подъехала, люди собрались. Она им рассказала о случившемся, оттого все и смеялись...
Смотрит бабка на Ивана так, будто прощения просит. Нет, он-то ее понимает, верит, но вот участковый...
И тогда все, кто собрался, даже незнакомый шофер, стали упрашивать Федора Степаныча, чтоб не наказывал Ваньку. Ну с кем в жизни не бывает? А бабка Марья даже поднялась и в ноги ему поклонилась.
– - Прости нас, милок. Может, че и не так. Даже помереть путем не сумела. А он же сосед мой. Прости...
И участковый для солидности малость поломался, однако Ваньку наказывать не стал, хотя строго при всех предупредил, чтобы подобных шуточек на его участке больше не было.
ОБРАДОВАЛ
Беляеву за шестьдесят. Он заметно округлился, движения стали размеренными и степенными. На здоровье не жаловался, хотя за последние два-три года стал больше обычного уставать. Но это, считал он, в порядке возрастных особенностей.
Весенним мартовским днем Беляев шел домой, нагруженный двумя увесистыми сумками. Выйдя из подземного перехода, поставил сумки на бордюрный камень и, вздохнув, огляделся по сторонам: никакого транспорта ни справа, ни слева не было видно. Бросил взгляд на солнце. Оно слепило и смотреть на него, не прищурившись, было совсем невозможно. Бездонно-голубое небо лишь кое-где бороздили легкие, словно промытые весенними дождями облака. Тут надо сделать маленькое отступление: Беляев пятый год как строился и летом планировал оставить квартиру семье сына, а с женой и дочерью переселился в построенный дом.
В этот день он объехал не один хозмаг, чтобы закупить всякую всячину для отделочных работ. Сумки были нелегкими, но Беляев на это не обращал внимания. Он был доволен покупками и тем, что солнце по-весеннему приветливо, что на обочине дороги светятся изгибы ручейков, а на деревьях теперь уж раскроются почки. Нет, подумал он, что ни говори, а весна есть весна!
И вдруг, кого же он увидел, Лешку Грибанова! Вот так встреча! Уж кого-кого, а его по длинному носу и выпуклым рыбьим глазам как не узнать. В студенческие годы пять лет бок о бок в общежитии прожили. После института Лешка как распределился, и будто канул. Теперь же стоит личной персоной! А какой важный, ну прямо "фон-барон" и только. Подойдя как можно незаметнее к Грибанову сзади, Беляев осторожно тронул его за плечо. Тот этак недовольно повернул к нему голову. И... глаза его вдруг разом потеплели, а лицо расплылось в радостной улыбке. Грибанов воскликнул:
– - Петька, никак ты!
– - Я, я, а это, значится, ты? -- Беляев и словечко Лешкино -- значится -- ввернул и даже ткнул пальцем в живот, как это делал тот в разговоре с собеседником.
– - Да я, кто же еще! -- Бывшие сокурсники стали обниматься, шумно хлопать и тискать друг друга. Проходившие мимо люди, глядя на них, тоже улыбались.
– - Не замай, слышь, не замай, -- отшучивался Грибанов, смешно топыря локти и с любопытством пронизывая повлажневшими глазами друга.
– - Слышь, а ты вообще-то крепенький такой, огурчик!