Не буди !

Думбадзе Нодар Владимирович

– Замерзли вы, да?
– спросила она после минутного молчания.

– Холодно, учительница!

– Сколько вас сегодня?

– Восемь из шестнадцати!

– Маловато!

– Ничего, начнем, остальные подойдут!
– посоветовал Титико Чантурия.

– Где же они до сих пор?

– В дороге, наверно...

– Например?

– Например, Натела Нижарадзе!

– Она придет? Не подведет нас?

– Не думаю, чтобы Натела способна была подвести!
– ответил Гури Гогиберидзе.

– А урок ты знаешь?
–

спросила вдруг учительница.

– Я? Конечно, знаю!

– В таком случае, пожалуйста, начни!

Скрип дверей спас Гогиберидзе.

В комнату вошла Натела.

– О-о-о, зачем ты так спешила!
– воскликнула учительница.

– Мать у меня захворала, учительница!
– солгала Натела и, устыдившись собственной лжи, потупила голову.

– Ладно, ладно, не накаркай здоровому человеку!

– А что мне делать, учительница? От моего дома до школы семь верст!

– Надо вставать пораньше!

– Когда пораньше - ночью?

– Не болтай глупостей!.. А урок ты выучила?
– Натела еще ниже опустила голову.
– Тебя спрашиваю, Нижарадзе!

– Нет, учительница!

В классе наступило неловкое молчание. Оно длилось довольно долго, и все это время учительница не сводила глаз с Нателы.

– Зачем же ты шла в школу? Нет, подумать только: вставать чуть свет, идти в такую даль, в снег, метель и мороз, и ради чего? Чтоб заявить учительнице: "Я не знаю урока"? Можно ли так рисковать из-за трех слов? Вдруг по дороге споткнешься, или сорвешься в овраг, или, не дай бог, волк из лесу выскочит! Ведь тогда пропала ты и, что самое главное, пропали все мы! Зачем же поступать так неосторожно?! Не лучше ли сообщить телеграммой - так и так, урока не знаю, сожалею, но в школу сегодня не приду...

Классная комната ходуном заходила от хохота. Смеялась Натела, смеялась сама учительница...

– Ладно, иди сюда, погрейся!
– Джоконда уступила Нателе свое место у камина, а сама подошла к столу, взяла книгу и начала:

– "Распоряжение". Рассказ Эгнате Ниношвили...

Долго рассказывала наша учительница про жалкое, голодное, бесправное существование гурийского крестьянства, про такую же голодную, несчастную жизнь его верного заступника - Эгнате Ниношвили. Она рассказывала так тепло и проникновенно, что мы не могли сдержать слез. Наши переживания достигли кульминации, когда уставший, голодный и холодный Кация Мунджадзе, посланный сельскими властями караулить железнодорожный путь, прилег вздремнуть и, боясь прозевать поезд, положил голову на рельс.

Дочитав до этого эпизода, учительница закрыла глаза и продолжала шепотом, наизусть:

"Положив голову на рельс, Кация спал... Сияла полная луна, озаряя небритое лицо Кации. В кустах сладчайшей трелью заливался соловей. Вот вдали показался поезд... Кации снится сон: он почувствовал приближение поезда, вскочил, взял ружье на караул, вытянулся... Подходит поезд вагоны из чистого золота, и люди в них в золотых мундирах. Они сердито смотрят на Кацию - дескать, как ты посмел спать на посту!.. "Боже

мой, думает Кация, - сошлют, чего доброго, меня в Сибирь! Пропала бедная моя семья!.." Колеса паровоза скользнули по рельсам, где лежал Кация, и продолжили свой бег..."

Учительница умолкла. Мы плакали навзрыд.

– А дальше?
– спросил, глотая слезы, Сосико Гигинейшвили. Учительница, с трудом уняв дрожь в голосе, докончила рассказ:

"На рассвете путевой обходчик нашел на рельсах обезглавленный труп. Это был Кация Мунджадзе..."

Минут пять в классе длилось молчание. Потом учительница подошла к камину, подняла Нателу, села на свой стул и спросила:

– Есть вопросы, дети?

Вопросов не было - умер Кация, и все тут. Какие еще вопросы? И вдруг раздался голос Нателы:

– У меня вопрос, учительница!

– Говори!

Натела не спеша подошла к своей парте и спросила:

– Ежели у Кации оторвало голову, кто же рассказал про его сон?

Разразись в классе гром и молния и провались все мы в преисподнюю, Джоконда была бы удивлена меньше! И мы заржали так, что в окне зазвенели стекла. Натела села и стала удивленно оглядываться - дескать, что я такого сказала?

Когда класс унялся, учительница подняла покрасневшее лицо:

– Нижарадзе, встать!

Натела встала.

– Собери книги!

Натела собрала книги.

– Вон из класса!

Натела двинулась к двери.

– И чтоб глаза мои не видели тебя на моих уроках!

Натела вышла. Мы сидели притихшие и удивленные. Никто не ждал такого финала.

– Учительница!
– встал я.

– Чего тебе, Нанадзе?

Я сам не знал, чего мне хотелось в ту минуту. Но я чувствовал, что, если сейчас не выскажу всего, что накипело в душе, - задохнусь. И я начал скороговоркой:

– Что же это вы, учительница... Что же это вы с утра отравляете нам настроение!.. Читаете нам про голод, несчастье, смерть, про отрубленную голову, про горе и слезы!.. Мало нам своих забот? Прочли бы этот рассказ сытым, довольным судьбой детям - пусть пожалеют бедняка Мунджадзе... А нам хватит и своего горя - войны, холода и голода!.. Да!.. И потом, если хотите знать, Нателу Нижарадзе вы выгнали совершенно напрасно! Вот так!

Я сел, еле переводя дыхание. И тотчас же встала учительница.

– Ты кончил, Нанадзе?

– Да, учительница!

– Все сказал?

– Да, учительница!

– Значит, Ниношвили тебе не нравится?

– Нет, не нравится!

– А кто тут ревел минуту тому назад? Не ты ли, Нанадзе? Или мне показалось?

– Потому он и не нравится, что заставил меня реветь!

– Собери свои книги, Нанадзе!

Я ждал этого, и книги мои были уже собраны.

– Закрой за собой дверь и догони Нижарадзе, она не могла уйти далеко!

Я вышел во двор. И вдруг мною овладело такое чувство, словно все это время я сидел в раскаленной пекарне, а потом кто-то вытащил меня оттуда и ткнул головой в снег.