Не будите спящего дракона
Шрифт:
Северус варил зелья самые сильные и самые страшные, но… он вводил такие компоненты, которые, реагируя с ядом василиска, что гуляет по венам мальчишки, приобретали бы противоположные свойства. Он почти не рисковал, Дамблдор проверял все его зелья, но про василиска забыл. Он не отличался хорошей памятью, когда дело касалось его пешек, если это не был финансовый вопрос.
Северус считал себя сдержанным человеком и умным, но у него был большой секрет, о котором он никому и никогда не рассказывал. У него был дар или некоторая способность: он мог видеть магию в человеке. Дамблдор, например, при усилии и настройке выглядел, как еж, поросший грязноватыми иглами льда. Свет в нем безусловно присутствовал,
Приход первокурсников служил для Снейпа изрядным развлечением, он смотрел и видел, что можно было ждать от новичков. И когда он первый раз увидел в толпе малолеток Гарри Поттера, он злорадно ухмыльнулся про себя. Сын его школьного врага вообще не имел видимых следов магии. Стоит себе мальчишка, с головой похожей на черную хризантему, на тоненьком стебельке-шее с нелепыми очками на пол лица, за которыми даже глаз не видно. Ребенок, как ребенок. Одет плоховато, но тут чувствовалась опытная старческая рука. Дамблдор любил нищих подопечных, с ними легче договариваться. Это он знал по собственному опыту. Зельевар, уже было собрался перенести внимание на другого ученика, как старая кошка выкрикнула новую фамилию:
– Гарри Поттер!
И тут зельевар подавился воздухом, его бровь полезла на лоб, и он даже не смог сразу вернуть спокойное выражение лица, так его поразило увиденное.
Ничем не выделяющийся из группки первочков мальчишка развернул крылья. Его магия, блистая бриллиантовым блеском, не была в тоже время каменной. Он шел к табурету на распределение и осенял всех своими белоснежными сияющими крыльями.
И магия окружающих жадно тянулась к этим крыльям, даже его змейки почти все отреагировали.
Но стоило мальчишке успокоиться, его крылышки растаяли в воздухе и все сразу отвлеклись от ребенка, и он спокойненько распределился на Гриффиндор.
На первом же своем уроке, он проверил свою догадку, сказав что-то не особенно лестное мальчишке, и опять замер от восторга. Сверкающие крылья снова взметнулись за тощей спиной и, встав почти вертикально, закрыли своего носителя. За этим роскошным зрелищем он не заметил ни горького разочарования, ни обиды в глазах ребенка. Да и какое ему, Северусу Снейпу, дело до обид Гарри Поттера.
Сначала неосознанно он постоянно злил и обижал своего ученика, а только потом до него дошло, что он взрослый мужик, воин и ученый просто напросто подсел на магию этого мальчишки. В его сознании Гарри Поттер и белоснежные сверкающие крылья не связывались в единый образ. Гриффиндорец сам по себе, а его магия сама по себе. Это было ошибкой. Маленький волшебник возненавидел его со всем пылом, своей цельной, как самородный кристалл, душой. Не сразу и не вдруг Северус Снейп понял, почему именно этого ребенка магия одарила таким совершенством. Он и был этим совершенством. Это было не капризом и прихотью высших сил, а справедливой наградой. Принять это было трудно, еще труднее было понять, что взрослый человек, мужчина, гордящийся тем, что всего достиг собственными силами и талантом, был по сути самодуром и садистом. Одного он добился – при виде его Поттер всегда выпускал крылья. Но это уже не радовало зельевара, он начал судорожно выискивать то, что помогло бы ему вернуть доверие гриффиндорца, но… тут вмешалась судьба в виде двух старых козлов, и мальчишку упрятали в Азкабан.
Сделано
После того, как подростка так и не пришедшего в себя, увели авроры, директор позвал Северуса к себе и почти час вещал, что Гарри, как это ни прискорбно, является вместилищем части души Воландеморта и поэтому опасен, но ему еще предстоит внести свой посильный вклад в правое дело. Он ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ от руки самого злодея и этим самым победить его. А еще, что они выигрывают время, согласившись на заключение Поттера и хорошо бы освободить несчастного ребенка от груза страданий, лишив разума и еще много-много чего. Зельевар согласно кивал и судорожно соображал, обманывает его светлейший или обманывается сам. В блистающей белизне не было багровой тьмы Лорда. Не было и все. И спрятать ее там не было никакой возможности. Все это требовалось, как следует обдумать.
Глава 1 продолжение
Восемнадцатый Лорд Малфой занимался в запертом кабинете важным делом. Он в сотый раз пересматривал воспоминания в думосборе. В начале мая он посетил с инспекторской проверкой Хогвартс, где традиционно представлял попечительский совет. Он уже и не помнил толком, что его привело в тот день в школу, помнил только, что вышел из кабинета директора в весьма раздраженном состоянии.
Тут надо сделать некоторые пояснения. Дело в том, что сиятельный Лорд имел некоторые увлечения, о которых не принято говорить в высшем свете. Люциус увлекался хиромантией и хиропрактиками и пописывал в журналы по данной теме, разумеется под псевдонимом.
Светскому человеку не пристало заниматься наукой. Можно заниматься финансами и искусством. Люциус считал на полном серьезе хиромантию искусством. Что ж, у чистокровных и родовитых и тараканы в голове чистокровные.
Так вот, долгое изучение хиромантии привело его к парадоксальному выводу. Рука может обмануть, но стопа – никогда. Ярким примером правильности своей теории он считал свою супругу. Нарцисса Малфой имела идеальные ручки и ужасно некрасивые стопы. Сын тоже разочаровал, у него были слишком длинные и узловатые пальцы на ногах, что ясно говорило об истеричности и недалекости владельца.
Можно сказать, что своей репутацией «страшного ловеласа и дон Жуана» он обязан своему хобби. У волшебников не принято носить босоножки и ходить босиком и вот, чтобы удовлетворить свой исследовательский зуд, его сиятельство регулярно затаскивал в свою постель разных людей обоих полов, получал удовольствие, а потом в думосборе тщательно изучал ноги и ножки. Зарисовывал, систематизировал и анализировал.
И как истинный ученый и своего рода подвижник, он искал свой идеал. Как ботаник, который ищет свой новый вид, как палеозоолог всю жизнь разыскивает своего йетти, Люциус Малфой искал идеальной формы стопу, чтобы подтвердить или опровергнуть свою теорию.