Не царское дело
Шрифт:
Через пять минут все трое вышли из дому и погрузились в черный представительский седан, блестевший тускло и дорого, словно лужица нефти. Всю дорогу Тазов старательно игнорировал Андрея и пытался вызнать у Насти, что за наследство ей досталось от прабабушки.
— Хочешь выкупить у меня старинные покрывала и театральные сумочки с бисером? — не выдержала, наконец, та.
— Нет, хочу убедиться, что ты не стала богаче меня, это важно для моего эго.
— Спрашивать о чужом наследстве — это моветон, — гордо заявила Настя. — Так что лучше поболтаем о погоде.
Тазов сокрушенно вздохнул и спросил у шофера, сколько градусов за бортом. Когда же они приехали на место и взошли на крыльцо красивого особняка, блиставшего огнями, Тазов внезапно посерьезнел и окинул Настю внимательным взглядом.
— Хорошо выглядишь, — сказал он, и от этого короткого замечания по ее спине пробежали мурашки.
Через широко распахнутые двери они попали внутрь, в мир вечерних нарядов, тихой музыки и дорогих вин. Андрей в повседневных брюках, мокасинах и заклейменной Тазовым рубашке прошел через охрану по какому-то левому пригласительному билету, добытому Настиным боссом за наличные деньги у знакомого менеджера, который отвечал за парковку и фуршет.
Настя впервые оказалась на подобном мероприятии в качестве гостьи, и через четверть часа ей стало казаться, что она попала в сериал о красивой жизни. Ей подавали ледяное шампанское, клубнику на серебряных шпажках, икру, завернутую в полоски слоеного теста… Ей делали комплименты солидные джентльмены, а молодые люди с капризными ртами водили к бассейну показать сотни плавающих свечей.
Андрей находился поблизости, наблюдая за Настей с некоторого расстояния, Тазов то появлялся, то исчезал, постоянно принося своей даме извинения за то, что ей приходится коротать время с кем попало. В конце концов он поручил ее двум близнецам, которые отличались один от другого только галстуками. Они были уверены, что Настя — девушка Тазова, поэтому относились к ней с большим уважением.
Когда Настя к ним присоединилась, близнецы вели нескончаемый и не вполне понятный спор, в котором упоминали «Тифлисскую унику», «Подвиг Неверовского» и другие удивительные вещи.
— Мы коллекционируем марки, — сообщил, наконец, ошалевшей Насте один из них. — Хотя до вашего Тазова нам, разумеется, далеко.
— В каком смысле — далеко до Тазова? — против воли насторожилась Настя.
— Он владеет невероятно редкими экспонатами.
— А, ну конечно! Как я могла забыть? — воскликнула она, и глаза ее заблестели. — Валера филателист со стажем. Это ведь страшно интересно, не так ли?
— И страшно выгодно, — поддакнул один из близнецов.
— Это всего лишь кусочки бумаги, — прикинулась дурочкой Настя. И даже губы надула, как делают все блондинки в художественных фильмах.
Близнецы тут же взбудоражились.
— Цены на некоторые раритеты достигают астрономических сумм, — заявил первый.
— Не представляю себе Валеру, сидящего с пинцетом над кляссером, — развела руками Настя. — При мне он никогда этого не делает. — И она потупила глазки.
— Вряд ли он перебирает свои бумажные сокровища даже в одиночестве, — вздохнул второй близнец. — Он не вкладывает в них душу. Редкости просто оплачены и спрятаны в банковскую ячейку. У Тазова инвестиционная коллекция. Неплохо иметь столь мобильный капитал: не слишком тяжелый, не слишком объемистый, легко переносится с места на место, ликвидный… Короче, Тазов смотрит на марки лишь как на удачное вложение денег.
— И это обидно, — печально добавил его брат. — Некоторые люди всю жизнь мечтают иметь хоть одну такую марочку…
— Слушайте, а это не опасно — собирать по-настоящему редкие марки? Из-за них ведь и убить могут, — и Настя похлопала ресницами.
— Конечно, могут! — радостно согласились близнецы и принялись взахлеб рассказывать истории редких марок и преступлений, которые из-за них совершались. Настя слушала разинув рот.
Ликбез по филателии был прерван все тем же Тазовым, который закончил обхаживать важных инвесторов и решил уделить-таки внимание своей помощнице.
— Ты меня здорово выручила, — признался он, уведя Настю к густому кусту жасмина и всучив ей коктейль с двумя трубочками. Жадно понюхал цветы на ветках и отсалютовал ей бокалом: — Все мои друзья и знакомые говорят, что мы прекрасная пара. Разумеется, большинство из них думает, что ты меня соблазнила.
— Ничего себе! — рассердилась Настя. — Почему не ты меня?
— Ну, я же начальник. Все ассистентки и секретарши хотят заполучить босса. И я наверняка тебе нравлюсь.
— Какая чушь!
Тазов самодовольно усмехнулся:
— Ну, признайся, ты хоть разочек думала о возможности служебного романа?
— Не думала, — стояла на своем Настя. — Ни разочка, ни полразочка.
— Почему же, интересно? — все еще с ухарской улыбкой спросил Тазов.
— Потому что ты мне не нравишься. Ну, то есть не в смысле, что вообще не нравишься. А исключительно в смысле романа.
— Я тебе не нравлюсь? — изумился Тазов так искренне, что Настя не удержалась и фыркнула. — Но почему?!
— Потому что ты не похож на прекрасного принца, о котором я мечтаю с самого детства.
— Зато я богатый, — нашел новый аргумент Тазов.
— Я тоже, — ответила Настя и тонко улыбнулась.
— Ах, черт, я и забыл. Впрочем, доставшаяся тебе в наследство квартирка не идет ни в какое сравнение с имеющейся в моем распоряжении жилплощадью. Или ты унаследовала что-нибудь еще, о чем я не осведомлен?
— Что ты об этом знаешь? — Настя испытующе посмотрела на него.
— Ровным счетом ничего, — пожал плечами Тазов. — И все-таки. Если оставить в стороне деньги, мое начальственное положение, твои детские выдумки… Ты — женщина, я мужчина. Неужто я тебе абсолютно безразличен?
Настя встретилась с ним взглядом и внезапно почувствовала, что платье у нее слишком тесное и слишком откровенное, на улице слишком жарко, а запах жасмина пьянит, как шампанское. Тазов стоял напротив и пожирал ее глазами. Настя моргнула и поинтересовалась:
— У нас с тобой разговор по существу или просто бла-бла-бла?
— А это уж тебе решать, — ответил Тазов. — Как решишь, так и будет.
В его голосе не было ни тени иронии. Ни намека на шутку, ни одной ернической нотки.
Настя на секунду отвела глаза, после чего сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и в лоб спросила: