Не читайте черную тетрадь!
Шрифт:
Откалываться от Дэна и меня Жуку было нельзя. Я делала за Жука математику, а Дэн писал сочинения. Сам Жук не отличался способностями к учебе. К тому же, кроме меня и Дэна, с Жуком никто не дружил. Из-за того, что Жук был вот такой вот круглый. Дружил еще вот Володька, но Володька теперь пропал. Володьку теперь надо было идти искать в школьный подвал, который тянется аж до самого аэродрома и в котором бродит дух военрука Петрушки, повесившегося ровно год назад как раз на праздник Хэллоуин. Поэтому Жук вздохнул еще раз и подтвердил:
– Ладно.
Дэн выставил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем, я придвинула к нему свой кулак, последним присоединился со своим круглым кулаком Жук. Не хватало четвертого кулака – Володькиного. Без четвертого кулака наш знак – тайный знак нашей компании – был неполным.
– А родителям что скажем? – спросила я. – Меня никуда не отпустят... Особенно теперь, после Вовки...
– Никого не отпустят, – сказал Жук. – По-глупому никого не отпустят. Надо по-умному. Скажем, что пойдем в поход.
– В какой поход? – Дэн повертел пальцем у виска. – Конец октября. Снег скоро выпадет.
– На турбазу, – ответил Жук. – Идем в поход на турбазу «Белый Бор». В прошлом году ведь ходили с классом? Ходили. И никто ничего не сказал. И сейчас никто ничего не скажет. Идем, значит, в поход.
– Тогда надо приготовиться. – Дэн достал из стола листок бумаги и карандаш. – Валя, записывай. Что нам понадобится? Жук, диктуй...»
Второй вечер
Больно хорошо написано, – сказал во второй вечер Корзун. – Ей, этой девчонке, лет сколько?
– Тринадцать стукнуло, – ответил новенький. – Но она умная была. У нее отец был профессор, а сама она в литературный кружок ходила. Ее стихи даже в газетах печатались. А потом вот...
– Ну и дурни они, – сказал Борев. – Поперлись ночью в подвал. Кто же так делает?
– Да уж, – хихикнул Корзун. – Ты ночью даже в туалет один не пойдешь, только с охраной...
– А ты вообще в туалет не ходишь, – огрызнулся Борев. – А еще боксер...
– Нормальная история, – сказал Малина из своего гамака. – Интересная. Могу поспорить, что в конце их убьют.
– Как их убьют-то, если она сама все и рассказывает? – возразил Корзун. – Ее не убьют, а этих убьют. Точняк. Могу тоже поспорить.
Борев хотел было поспорить на три йогурта, но не стал. Может быть, и в самом деле их там всех убьют. А если не убьют, то история не страшная будет. Так что выбора нет. В любой страшной истории кого-нибудь должны убить.
Было уже темно. Вход в палатку был плотно зашнурован и даже завязан узлом, Бореву стало смешно – он видел, как Корзун в обед на всякий случай припрятал за тумбочкой тяжелый сосновый сук. Для уверенности.
– А вы хорошо себя чувствуете? – неожиданно спросил новенький.
– Я плохо, – ответил Корзун. – После супа из рыбьих кишок я всегда чувствую себя плохо. Даже отвратительно...
– А я чувствую себя еще хуже, – сказал Малина. – В компании с такими придурками будешь чувствовать себя только плохо.
– Я не о том, – тихо сказал новенький.
– А я о том, – икнул вдруг Малина. – В прошлую смену в лагере со мной жили такие прекрасные люди! Сын директора фабрики сгущенного молока – вот это парень! Он рассказывал, как рабочие на фабрике все время тонут в сгущенке...
– Малина, хватит пургу нести, – сказал Борев. – Пусть новенький рассказывает...
– Ты давай лучше дальше читай. – Корзун стукнул кулаком подушку. – Время-то уже подошло – почти одиннадцать.
Новенький раскрыл черную тетрадь. Борев укрылся одеялом поплотнее и стал слушать.
«В пятницу, 31 октября, в самый канун Хэллоуина, мы вошли в магазин „Супертовары“. Там в вестибюле были такие большие зеркала, и мы в них отразились сразу все трое. Один высокий, худой и белобрысый, другой круглый, похожий на шар. И я. Я как я, среднего роста, в потертом джинсовом комбинезоне. У круглого за спиной болтался длинный, до пояса, рюкзак. У меня в руках – сумочка. У Дэна – пластиковый пакет.
Лица у нас были какие-то уж очень уверенные, что как раз свидетельствовало о том, что мы весьма и весьма напуганы.
Мы постояли у зеркала минуты две, а потом пошли в туристический отдел выбирать амуницию. Мы остановились у витрины со всякими рыболовными и походными товарами, и Жук стал выгребать из карманов мелочь.
– Копилка? – улыбнулся Дэн.
– Не. В носке собирал.
Жук достал последнюю пятерку и демонстративно вывернул карманы.
– А у тебя? – Жук посмотрел на Дэна с алчным интересом.
Дэн сунул руку в карман и достал тоненькую пачку бумажных денег.
– Тут не только мои, – пояснил он. – Тут еще и Валькины. Она на кроссовки копила, а я – на велик. С чего начнем?
На самом деле я копила не на кроссовки, а на чучело птеродактиля, но об этом я не стала говорить, а то эти два типа наверняка стали бы надо мной смеяться.
– С лески начнем, – сказал Жук.
И мы принялись изучать леску. Точнее, изучали леску как раз они, я ничего в лесках не понимала. Жук считал, что нужно брать никак не меньше миллиметровки, Дэн возражал, что и четверки за глаза хватит. Жук говорил, что миллиметровка выдерживает шестнадцать килограммов, Дэн отвечал, что столько им не понадобится. В конце концов они сошлись на шестерке. Жук отправился к кассе и пробил шесть мотков зеленой лески, на такой иногда белье сушат. Дэн аккуратно уложил их в рюкзак.
– Теперь свистки. – Дэн заглянул в составленный накануне список.
– А свистки зачем? – спросил Жук.
Дэн кивнул на меня.
– Чтобы Валя слышала, если мы разойдемся, – пояснил он.
И мы купили три синих тренерских свистка. Жук свистнул в каждый, проверяя их профпригодность. Свистки были хорошие, громкие, я их слышала, даже если дуть не в полную мощь. Жук раздал их нам и велел повесить на шею.
– Фонарики, – сказал Жук. – Нужны четыре фонарика.
– Почему не три? – спросила я.