Не для меня Дон разольется
Шрифт:
Степан Воинцев оказался приписан к 29-му рабочему батальону, занимавшемуся укреплением и без того труднодоступного хребта Лагацуои. Разумеется – помимо собственной воли. Его согласия, впрочем, никто особо не спрашивал. В противном случае, имелась надежно сколоченная батальонными саперами виселица. Если не хочешь болтаться на ней, то бери кирку, тачку или лопату и отправляйся в горы. На позицию «Гоигингер», если быть точнее. От окружающей перспективы и впрямь захватывало дух. Крутые, почти отвесные склоны, сложенные из светло-шоколадного известняка. Гибельные пропасти, на дне которых поблескивали тоненькие ниточки протекавших там рек. Расправившие широченные крылья орлы, зачастую, парившие гораздо ниже работающих в скалах людей. И, наконец, резко выделявшаяся на фоне остальных вершин, неправильная пирамида горы Тофане, вся расчерченная косыми полосами слоев осадочных пород. Тут не только камни ворочать – просто ходить, иногда, было опасно!
Их взводом командовал молоденький кадет Схейбек. Подобно своему знаменитому литературному собрату – кадету Биглеру из «Похождений бравого солдата Швейка», он тоже страстно хотел совершить какой-нибудь героический поступок. Вот только контингент обоим попался совершенно неподходящий. Поэтому, когда 15 июня, со всех сторон, вдруг посыпались итальянцы в своих шипованных ботинках-скарпах и украшенных перьями шляпах, никто и не подумал сопротивляться.
– Ну, что же вы?! Сражайтесь!!! – со слезами на глазах, воскликнул Схейбек, которому враги выкручивали руку с судорожно зажатым в ней револьвером.
– Чем? Этим? – на ломаном немецком ответил Степан, отбрасывая в сторону опостылевшую кирку. – И за что?
В роли невольных освободителей выступила 229-я рота батальона альпийских стрелков «Валь-Чизоне». Узнав, что среди захваченных австрийцев находятся и русские военнопленные, итальянцы тотчас отсортировали их из числа прочих. Теперь же они считались союзниками! Чуть позже, уже после спуска на итальянскую сторону хребта, перед Степаном и его товарищами выступил сам командир батальона подполковник Джузеппе Ратти. Русского переводчика, правда, не нашлось, но многие из узников, за время нахождения в плену, успели по верхам нахвататься немецкого. На нем и беседовали с итальянцами. Ратти не стал ходить вокруг, да около. Желающие, сказал он, будут немедленно переправлены в тыл, и там будут ждать ближайшей оказии, для возвращения на родину. Есть и другое предложение. Те, кто захочет, могут быть зачислены во вспомогательные части доблестной итальянской армии. В таком случае, их немедленно поставят на полное пищевое довольствие и даже начнут выдавать жалованье в лирах. А после полной победы над врагом (разумеется – скорой) они тоже вернутся домой, но уже – богатыми людьми!
Степан Воинцев поверил посулам подполковника. И дело здесь заключалось даже не в деньгах. Просто, единственный путь из Италии в Россию, в условиях военного времени, проходил только по морю. А австрийская пропаганда настолько расхваливала успехи немецких подводников, будто бы топивших все, без исключения, пароходы союзников, что данный вид транспорта, среди пленных, стал считаться чем-то очень ненадежным. Да и с довольствием Ратти не обманул. Итальянская армия снабжалась гораздо лучше австрийской и на столах даже вспомогательных подразделений регулярно бывали кофе, сыр, салями, сгущенное молоко, макароны и неизменная каша-полента. Плюс, добрая порция красного вина. Альпийские стрелки, впрочем, на высокогорье, предпочитали пить виноградную водку граппу. Но и работу приходилось выполнять специфическую.
Начавшееся, поначалу, бодро наступление итальянцев в Доломитовых Альпах тоже постепенно застопорилось. Хотя и у них были свои успехи. Пусть и локального значения. Так 19 октября 1915 года взвод младшего лейтенанта Пеннати из 228-й роты того же батальона альпийских стрелков «Валь-Чизоне» занял горный выступ на пике Малый Лагацуои, расположенный к югу от высоты 2779 и удачно доминировавший над австрийской оборонительной позицией «Фонбанк». Впоследствии, его начали называть «Выступ Мартини», в честь нового командующего батальоном подполковника Этторе Мартини. Теперь там кипели ожесточенные бои. Итальянцы закрепились и беспрерывно обстреливали австрийцев, а те то и дело пытались сбить их с выступа. В свою очередь, высокогорные гарнизоны надо было постоянно снабжать. И тут суровая природа Доломитовых Альп диктовала свои условия. В предгорья все необходимое доставлялось на грузовиках. Там грузы уже поджидали караваны мулов, поднимавшие их ещё выше. Однако наступал такой предел, когда и эти выносливые животные не могли одолеть всё возрастающую крутизну склонов. Тогда в дело вступали так называемые «подносчики», подобные Степану Воинцеву и остальным добровольцам. Они взваливали грузы на свои плечи и карабкались выше, шаг за шагом. Туда несли мины, снаряды, ящики с патронами и гранатами, мешки с продовольствием, тюки теплой одежды, бревна, доски и другие строительные материалы. Обратно спускали носилки с больными и ранеными, конвоировали пленных, выносили трофейное и вышедшее из строя свое оружие.
Степан очень скоро запомнил все, даже самые мельчайшие подробности этих монотонных и утомительных восхождений по узеньким тропинкам, тесным расщелинам или деревянным лестницам, проложенным в горах. Здесь крутой поворот, а там находится скальный выступ на уровне колен, через который надо обязательно переступить, чтобы не споткнуться и не полететь вниз. Некоторые так приноравливались, что даже умудрялись дремать на ходу! Иногда «подносчиков» сменяли бесконечные вереницы поднимавшихся на позиции войск. Солдаты шли с полными подсумками патронов, набитыми вещевыми мешками, некоторые помогали себе длинными альпенштоками. Почти все заблаговременно надевали на головы свои стальные каски. Русскому рабочему, если честно, начинали нравиться эти вечно живые и азартно жестикулирующие итальянцы. У них, казалось, напрочь отсутствовало чинопочитание. Так, после первых же серьезных неудач на фронте, альпийские стрелки принялись, не стесняясь, распевать язвительные стишки собственного сочинения, далеко не в лучшем свете выставлявшие высшее командование армии. В вольном переводе они звучали так: «Виктор-Эммануил отправился в Кортину, посетить своих солдат. Затем он поехал в Фальцарего, где генерал горных стрелков показал: «Вон там Сассо-ди-Стрия, а мы идем обратно»! Или: «Генерал Кадорна написал своей королеве, что если она хочет видеть Триест, то пусть купит открытку с видом города»! Их можно было понять. Отнюдь не генералы замерзали в пургу и срывались со скал под кинжальным огнем противника.
В первой половине дня 31 октября, Степан Воинцев, как обычно, поднялся к «Выступу Мартини». Сейчас там, в который уж раз, кипел жаркий бой. Альпийские стрелки отражали очередную атаку австрийских егерей. Степан, поначалу, не обратил на это ровно никакого внимания, поскольку импровизированный склад, куда он сгружал свою ношу, находился в сравнительно безопасном месте. Да и сама позиция, всего двенадцать дней назад занятая взводом Пеннати, изменилась почти до неузнаваемости. В скалах были оборудованы деревянные укрытия и прорублены дополнительные пещеры и галереи. Немного передохнув и ещё раз подивившись человеческой изобретательности, русский «подносчик» собрался уже идти обратно, как вдруг, со стороны перевала Вальпарола открыла огонь австрийская артиллерия. Снаряды дальнобойных гаубиц, с пронзительным свистом, начали падать в расположении итальянцев. Но странное дело. Вместо привычных разрывов, отовсюду доносились лишь не очень громкие хлопки. А следом, из образовавшихся воронок, поползли плотные клубы густого желтого дыма.
– Газы!!! – заорал кто-то нечеловеческим голосом. – Газы, ребята!!!
На «Выступе» воцарилась паника. Как бороться с дьявольской отравой, в начале войны, толком не знали. Да и противогазов ещё не было. Мимо Степана, задыхаясь от кашля, промчался один из альпийцев с искаженным от ужаса лицом. Вслед за ним, побросав карабины, устремились остальные. А тут ещё и австрийцы, воспользовавшись тем, что ветер дул в сторону «Выступа», пошли в новую атаку. Однако в одном из укрытий, превозмогая опасность быть отравленными, осталось отделение пулеметчиков-сардинцев. Они и открыли огонь по наступающим австрийским егерям. Те, словно подкошенные, рухнули на скалы, а одинокий «Фиат-Ревелли» продолжал строчить, не давая врагу ни малейшего шанса на продвижение вперед. Газ, похоже, не брал отважных сардинцев, зато боеприпасы, увы, неумолимо подходили к концу. По крайней мере, выпустив несколько кассет, используемых итальянцами вместо более привычных лент, пулемет стал стрелять гораздо медленней и расчетливей.
– Картуччи! Картуччи! – раздался отчаянный крик командира отделения младшего лейтенанта Пиньоли. – О, Мамма мия!
Степан не сразу понял, что тот просит принести ещё патронов. Однако вокруг уже никого не было. Облако газа, не успевшее доползти до «подносчика», по-прежнему продолжало клубиться, заволакивая собой «Выступ Мартини». Взглянув на него критическим взглядом, Степан на мгновение заколебался, между чувством самосохранения и товарищеским долгом. Но тут, все мысли из головы вытеснила одна – ясная и понятная. Если итальянцы не сумеют отбиться, то «Выступ» захватят австрийцы. А там что? Опять в плен попадать? Ну, уж нет! Пускай сами свеклу сушеную жрут!
Быстро осмотревшись, Степан разворошил штабель одинаковых деревянных ящиков с трафаретной надписью «Cartucce da 6,5» и, наконец, отыскал то, что нужно – коробки со снаряженными кассетами для пулемета. Подхватив сразу две в обе руки, он вдохнул поглубже и, постаравшись задержать воздух в легких как можно более дольше, со всех ног помчался сквозь ядовитую пелену к бункеру пулеметчиков.
– О, руссо! – обрадовавшись, прокаркал кашлявший и утиравший беспрерывно текущие слезы лейтенант. – Молодец! Давай, давай! Темпо!