Не доверяй мне секреты
Шрифт:
В последний раз поворачиваю за угол и вижу Монику, укладывающую в багажник машины портфель и сумку. Я замедляю шаг, иду нога за ногу. Понимаю, что это трусость, но все равно надеюсь, что она усядется в машину и уедет до того, как я подойду ближе, когда неизбежно надо будет вступить в разговор.
Моника – такой человек, на фоне которого высвечиваются все мои недостатки. Она преуспевающий, всеми любимый и уважаемый врач-терапевт. Прекрасно одевается: на ней всегда шелковая кофточка и элегантный, сшитый по фигуре костюм. Ходит на фитнес, бегает на длинные дистанции, играет в теннис и гольф. Она не сомневается в том,
Мы с ней давно знаем друг друга, с первого класса начальной школы, с той минуты, когда я, новоиспеченная первоклашка, в своем новеньком передничке, в тугом белоснежном накрахмаленном воротничке, стояла совсем одна на школьном дворе. Кругом царил страшный шум. Мальчишки толкались и теснились в очереди. А у меня болел живот и воротило от самого вида школьного обеда: комковатое картофельное пюре, капуста, от которой меня пробирало до самых печенок, и громадная металлическая банка с сардинами в масле.
Мне очень хотелось плакать. А Моника подвинулась и освободила место рядом. Она похлопала ладонью по скамейке: давай, мол, садись. Волна благодарности поднялась у меня в груди и, видимо, отразилась на лице улыбкой. А потом она вдруг сказала, что у меня грязные туфли. Не мешало бы почистить, обязательно, нынче же вечером. А еще лучше – выбросить и купить новые.
Такова Моника. Одной рукой дает, а другой тут же отнимает.
Что-то сегодня она не очень-то торопится. Ну да, нарочно поджидает, когда я подойду. Что делать, подхожу ближе, она поворачивается ко мне и улыбается, щурясь на солнце:
– Привет, Грейс. Слышала, тебя можно поздравить.
– С чем это?
– Юан говорит, ты получила еще один заказ?
– А-а, вот оно что, – киваю я, будто только что об этом вспомнила. – Да, от Марджи Кэмпбелл.
– От Марджи Кэмпбелл, значит…
Она проводит ладонью по лавандовой живой изгороди. Мерфи думает, что она собирается его приласкать, и подходит ближе, виляя хвостом. Она отталкивает его и быстрыми, проворными движениями срывает увядшие цветы лаванды.
– Марджи… – повторяет она, – потрясающий человек. Настоящий член общины, она чувствует единение людей. Всегда поддерживает местных художников.
Делает паузу и заглядывает мне в глаза:
– И в радости, и в горе.
– Мм… Пожалуй, – улыбаюсь я, не отводя взгляда.
– Том у нас сегодня не пошел в школу. Вчера вечером вдруг заболел, лежит в постели.
Открывает дверцу машины:
– Напомни Юану, чтоб не забывал проверять, как он.
– Хорошо.
– И если ему станет лучше, пусть Юан напомнит, чтобы позанимался на пианино.
– Ладно.
Я открываю калитку и иду к дому.
– И где-то в одиннадцать придет мойщик окон! Его гонорар на кухонной стойке!
Не оборачиваясь, машу рукой и захожу за угол дома. Он построен из громадных цельных кусков серого гранита, соединенных между собой швами золотистого и серебристого цвета. Этот камень хорошо переносит негативные влияния атмосферы, а растущие повсюду вьющиеся розы довершают картину идеального деревенского дома.
Иду по выложенной камнями извилистой дорожке в дальнюю часть сада. Юан – архитектор, и мы с ним работаем вместе. Он проектировал здесь все сам, когда с семьей переехал обратно из Лондона. Флигелек, в котором расположена мастерская, современной конструкции, построен из скандинавской сосны, в нем нет ни единого острого угла. Крыт несколькими слоями кедровой кровельной дранки, и это прекрасно гармонирует с окружающими деревьями. Стропила поставлены под таким углом, что это позволило сделать пять больших мансардных окон, чтобы в дом попадало как можно больше солнечного света. Здесь два помещения: в одном мы работаем, в другом спальня для гостей с двуспальной кроватью и смежной ванной комнатой.
Подходя к двери, вижу через боковое окно Юана. Он стоит перед чертежной доской, работает над перепланировкой амбара для одного из местных стряпчих. На нем футболка с надписью «Не сейчас, я занят», джинсы и кроссовки.
Толкаю дверь. Мерфи с громким лаем бежит к Юану и прыгает ему на грудь. Юан сбрасывает его, чешет за ушами, Мерфи снова лает. Тем временем Маффин, собачка Юана, подбегает ко мне и сует в руку тряпичную тапку. Маффин тоже лабрадор, но характером поспокойней и помягче, чем Мерфи. Беру тапку и швыряю ее через всю комнату. Маффин несется вслед, за ней и Мерфи, потом они вдвоем устраиваются на своем коврике в углу, уложив головы друг другу на спины.
Юан машет руками, словно делает разминку.
– Как прогулялась?
– Отлично. День сегодня просто изумительный. Слышала, Том у вас заболел?
Снимаю куртку.
– Ну да, температура, голова болит, всю ночь рвало. Не знаю, что и делать. – Он трет ладонями лицо. – Я думал, все это уже в прошлом.
– Во сколько ты начал работать? – спрашиваю я.
– Где-то около шести. – Он садится. – От Орлы больше звонков не было?
Качаю головой:
– Я шла сюда сегодня и думала: может, не с чего волноваться?
Вешаю куртку, гляжу на него, ища поддержки. Выражение лица его неопределенное.
– Ну скажи, зачем ей раскачивать лодку? Что ей с этого, какая выгода? – Проверяю, сколько воды в чайнике, потом включаю. – С чего это ей вдруг захотелось ворошить прошлое? Ну в самом деле? – Я вздыхаю. – Кофе будешь?
– Буду.
Пауза.
– Нет, вряд ли она снова позвонит.
Гляжу на него, он поднимает бровь, ждет продолжения.
– А если позвонит, я дам ей ясно понять, что знать ее больше не хочу. В конце концов, мы взрослые женщины. Что она задумала? Будет преследовать меня? Угрожать? Залезет на крышу и станет кричать о нашей с ней тайне?
Поток моего красноречия быстро иссякает. Проходит минута.
– Знаешь что? Я все принимаю слишком близко к сердцу.
– В общем-то… – с сомнением в голосе начинает Юан.
– Нет, правда, так нельзя. Ей самой, наверно, от всего этого не по себе, и…
– Ей никогда не бывает не по себе. Ее ничем не прошибешь, – перебивает он.
– Но она могла измениться.
– А ты изменилась? Или я, например?
– Мы с тобой… – Я думаю. – Ну… и да и нет.
– Только не позволяй ей себя одурачить. Ты прекрасно знаешь, на что она способна.