Не дразни меня!

Чейз Джеймс Хэдли

– Рекламные проспекты уже печатаются, милая. Мне ужасно жаль.

Бетти в отчаянии всплеснула руками:

– Ах, Кен!

– Я просто не могу это отменить, милая. Воскресенье – единственный день. Мне ужасно жаль.

– Когда ты заканчиваешь?

– Ну, начало назначено на четыре. Все зависит от того, как пойдет. Но к семи я должен освободиться.

Бетти обрадовалась:

– Значит, ты успеешь к фейерверку.

Кен представил себе, как выслушивает кошмарные остроты Мэри и напыщенные речи Джека. И друзья у них сплошь зануды, но он все равно кивнул:

– Конечно.

Ты поедешь?

– Поеду ли я? Разумеется! Вечеринка затянется как минимум до полуночи. И ты просто обязан там хотя бы появиться. Иначе Мэри и Джек обидятся.

Кен подавил вздох:

– Я приеду сразу, как только закончится собрание.

Она успокоилась.

– Я объясню Мэри и Джеку, почему ты задержался. На них произведет впечатление, что тебя повысили. – Она поднялась из-за стола и начала собирать тарелки; Кен принялся помогать ей, а она продолжила: – Ты теперь всегда будешь приходить так поздно?

– Надеюсь, что нет. Я уже говорил тебе, беда в том, что мужья, которые должны подписывать бумаги, днем на работе, но это собрание как раз все уладит. Если оно пройдет успешно, не вижу причин, чтобы задерживаться допоздна. Посмотрим.

Они пошли в кухню и вымыли посуду.

– Надеюсь, дело того стоит, – неожиданно произнесла Бетти.

– Чего стоит?

– Чтобы ты работал допоздна, Кен, я ведь почти не буду тебя видеть.

Он обнял ее и чуть прижал к себе.

– Ну, брось, милая. Если бы можно было без этого обойтись. Но это такой шанс для меня, и началось все неплохо. Я уже заработал сто девяносто пять долларов.

– Деньги еще не всё.

– Но без них трудно, правда?

Они лежали в постели, Бетти спала, Кен маялся без сна. Свет луны рисовал узоры на стене. Как бы сильно он ни устал, Кен никак не мог отделаться от мыслей о теле Карен – таком соблазнительном.

И только когда небо начало бледнеть и забрезжил рассвет, он провалился в беспокойный сон.

Собрание в школе обернулось провалом.

Кен понял это, как только вошел в актовый зал: в креслах, которые они вместе с Карен, школьным директором Генри Бернсом и четырьмя подростками, распространявшими накануне его рекламные проспекты, расставляли сами, сидело всего несколько человек, и черных, и белых, а мест было примерно пятьсот.

Поднимаясь на сцену, он оглядел публику и быстро сосчитал: тридцать четыре человека!

Грандиозный провал, подумал он, но улыбнулся широко и приветливо и приступил к своей старательно продуманной агитационной речи. На этот раз она заняла меньше десяти минут, а потом он попросил задавать вопросы.

Вопросы были, и он ответил на них. Народ оживился, когда один водитель грузовика, белый, заявил, что идея отличная и он подписывает договор. Все заговорили разом, и к половине пятого двадцать восемь человек из аудитории Кена ушли, унося с собой страховые полисы, гарантировавшие будущее их детей. Оставшиеся шесть человек сказали, что хотят еще немного подумать.

Собрание закрылось без четверти пять.

Когда последние родители ушли, к Кену подошел Бернс.

– Мистер Брэндон, боюсь, вы разочарованы, – сказал он, – но, уверяю вас, это большой успех. Я знаю этих людей. Они терпеть не могут собрания. Потому-то так мало и пришло. Но то, что пришли эти тридцать четыре, – большое достижение. Они станут вашими агентами. Они будут повсюду рассказывать, что сделали для своих детей. У нас в Сикомбе все знают друг друга. Новость моментально разлетится. Вот подождите… у вас продыху от клиентов не будет.

Кен поблагодарил Бернса за содействие, пожал ему руку, и они с Карен вышли на жаркое солнце.

– Надеюсь, он прав, – сказал Кен. – Мне показалось, что это сокрушительный провал.

– Кажется, он не дурак, – заметила Карен. – Вероятно, он прав.

Он поглядел на Карен. Они договорились, что на собрании должны выглядеть как можно достойнее. Она пришла в простом платье из зеленого хлопка. Он надел легкий светло-синий пиджак и серые брюки. Пиджак был куплен недавно. Пуговицы на нем были в виде мячей для гольфа, и Кену казалось, они придают пиджаку особенный шик. Пока они стояли на солнцепеке, он решил, что Карен выглядит сногсшибательно.

Предыдущие пять дней пролетели незаметно. Дважды в контору заглядывал Алек Хайамс, коммерческий директор. Кен втайне забавлялся, наблюдая, как Хайамс начинает раболепствовать, разговаривая с Карен, спрашивает, понравилась ли ей пишущая машинка и кондиционеры. Карен обращалась с ним как с пустым местом, намеренно продолжая печатать.

В ожидании воскресенья Кен захаживал в многочисленные магазины и лавочки вдоль Приморской улицы, знакомился с владельцами, предлагая страховки от пожара и несчастного случая. Он не ожидал новых сделок, поскольку у всех давно уже были заключены договоры с другими страховыми компаниями, он просто хотел познакомиться и подружиться. Принимали его хорошо. Несколько хозяев магазинов сказали, что им было бы удобнее заключить договоры с «Корпорацией», когда закончится текущая страховка, и позже они свяжутся с ним.

Кен почти не видел Карен, которая занималась регистрацией договоров, составлением писем и разговорами с многочисленными посетителями, заходившими, чтобы просто спросить. С одной стороны, Кен обрадовался возможности не оставаться с Карен наедине, но при этом постоянно, фоном, особенно по ночам, думал о ней с вожделением.

В пятницу вечером контора закрылась. В субботу он работал в саду, потом они с Бетти сходили в кино на вечерний сеанс и поужинали в морском ресторанчике. Он постоянно задавался вопросом, что там поделывает Карен. Она упоминала, что в субботу ей придется присутствовать на яхте отца.

– Вот скукота. Друзья у па такие болваны. Может, смоюсь под каким-нибудь предлогом…

В воскресенье утром он проводил Бетти. Она снова говорила о том, чтобы он ехал в Форт-Лодердейл сразу, как только освободится, и он обещал, что так и сделает.

И теперь, когда собрание завершилось без четверти пять, Кен с огорчением понял, что будет в Форт-Лодердейле уже через час.

А это значит, что до самой полуночи придется торчать в гостях у кошмарных родственников!

Карен неожиданно сказала: