Не думай обо мне
Шрифт:
– Природный магнетизм, – не сдаюсь я, не собираясь рассказывать Маринке о своем положении в этом доме. – Купился на мои чары и пропал парень. У тебя там все нормально? Мама не звонила?
С кем-то же Козловский вчера вечером разговаривал. Вряд ли с моими родителями. Они бы тогда ночью приехали, чтобы образумить единственного ребенка. А кто еще про дачу знает?
– Никто не звонил. Ты вернуться не хочешь? Я не смогу целый месяц на даче торчать. Тут интернет через раз ловит.
– Марин, мы же договаривались. И ты обещала помочь.
–
– Книжки читай.
– Не хочу. Лучше послушаю, как у вас с Артёмом все проходит. Сердечко екнуло, когда его увидела?
– Должно было? Марин, три года прошло. Заканчивай думать, что я до сих пор с ума схожу по этому пуделю. Кстати, он и не пудель больше. Состриг гриву.
– Я знаю…
Ее ответ меня ошарашивает, а секундная пауза добивает.
– Видела его в инсте у Власова.
Судорожно начинаю вспоминать Ярослава, лучшего друга Козловского. Когда последний опозорил меня на моем же празднике, Власов потом успокаивал и говорил, что дождется моего совершеннолетия и замуж позовет. А еще сказал, что Козловский не понимает, какой красотке отказал.
Не знала, что Маринка за ним в инсте следит.
– И мне ничего не рассказала.
– Да тебе стоило только услышать его имя, как ты тут же в фурию превращалась. Имя Артём – запретное. Вспомни, как ты наорала на парня в кафе, который просто подошел познакомиться. Парень даже не понял, за что получил. А он, между прочим, не сам имя себе выбирал. Разве тебя это остановило?
– Спасибо, Ермакова. По твоим словам, я самая настоящая сумасшедшая и место мое в психушке.
– Я такого не говорила. Просто ты сначала ничего не хотела слышать о Козловском, а потом неожиданно собралась к нему подселиться. Впрочем да, получается, ты и правда с ума сошла.
– У меня выбора не было, – бурчу себе под нос, одновременно тени под глазами размазывая.
– Ну да. Я так и подумала.
От ее сарказма очередная изжога подкатывает.
– Наверное, я бы тоже не упустила возможность заставить парня, который меня послал, кусать локти. Последний раз он видел тебя с каре и брекетами. А сейчас… Колись, он тебя уже взглядом покусал?
Узнаю подругу, пытаясь вспомнить все взгляды Козловского.
Нет, точно не кусал. Душил, наверное, да. Представлял, как выкидывает меня из квартиры, тоже да.
– Ермакова, все-таки я советую тебе взять в руки книжку. Читай все, кроме любовных романов. Ты их перечитала, кажется.
А ведь Козловский и правда не обратил внимания на изменения в моей внешности. Будто перед ним стояла все та же девочка с брекетами. Он куда вообще смотрел? Надо с этим что-то делать. Раз он меня послал, я тоже должна его послать, чтобы успокоиться.
Решено.
Влюблю его в себя, а потом брошу.
У меня есть месяц. Артёмкина крепость падет от моей
Топот каблуков по паркету заставляет меня отскочить от зеркала и прыгнуть в кровать, с головой укрывшись одеялом.
Светка вернулась или Козловский каждый день сюда новых баб водит?
– Владка, ты спишь, что ли? – от знакомого женского голоса я покрываюсь потом и готова провалиться сквозь землю.
Тетя Надя.
Мама Козловского и по совместительству подруга моей мамы.
Козлина все-таки сдал меня.
Затаив дыхание, прикидываюсь мертвым тушканчиком. Какая есть вероятность, что она мне поверит, решит, что спящего человека тревожить нельзя, и вернется домой?
– Ты пальцами ног шевелишь.
Никакой вероятности нет.
Меня спалили в чужой спальне.
Покажите мне стукача, и я сокращу его жизнь.
– Не шевелю. Теть Надь, вам показалось.
Высовываюсь из своего укрытия, и все, что могу, это только ресницами хлопать.
Стыдно-то как.
Будто меня на месте преступления поймали. Впрочем, почти так все и было. Женщина, которую я знаю всю сознательную жизнь, нашла меня в кровати своего горячо любимого сыночка. Черт.
Кашляю в кулак, ведь ее внезапное появление не повод менять план.
– Значит, заболела.
Лишь киваю в ответ. Врать тому, кто с детства тебя знает, крайне сложно. Одно неверное движение, и все.
– Немного. Вы бы отошли или маску надели. Не хочу вас заразить, теть Надь.
– Да я уже не в том возрасте, чтобы от такой болезни хворать, – женщина ехидно улыбается, присаживаясь рядом со мной. – Да и переболела давно. Лет так тридцать назад. И знаю, как это лечится.
Даже спрашивать не хочется, что она имеет в виду.
И так все ясно.
– Чаем и лимоном? – не теряю надежды.
– Вообще, ремнем, но ты для меня как дочь, поэтому обойдемся без порки. Рассказывай давай, что задумала.
– Ничего я не задумала. Я просто…
– До сих пор по Тёмке страдаешь?
В этот раз кашель был настоящим.
– Что? Да я…
– Ладно уж, можешь не отнекиваться. Я же все вижу. И как ты в лице меняешься, стоит только о нем заговорить. И как фотки его разглядываешь, когда в гости приходишь. Это мать твоя думает, что ты уже переболела им, а я считаю, что первую любовь так просто не забудешь.
Скидываю одеяло, пытаясь понять, отчего у меня щеки покраснели.
А-а-а, от злости.
– Нет. Нет. Нет, – откидываю одеяло в сторону и на коленки сажусь. – Вы все не так поняли. Нет никакой любви. Я хочу…
– А я тебе помочь хочу, – перебивает меня, гладя по руке. – В прошлый раз не могла, маленькой ты еще была, а сейчас уже можно. Вырос ребенок. Какой красивой стала. Умной. Артёму такая и нужна. Не то он в статую превратится. Не знаю, как я такого безэмоционального человека воспитала. А вчера он позвонил, и я первый раз его таким увидела.