Не гламур. Страсти по Маргарите
Шрифт:
– Ритуля, тебя к телефону, – раздался голос Милы Пчелкиной.
Ритка взяла трубку, и по ее голосу все сразу поняли, что звонит ее мямля из УГРО, а значит, разговор будет долгим и после него у Марго непременно испортится настроение и разыграется мигрень.
Мне стало не по себе. Судя по выразительным Риткиным взглядам, она знает про Марата. Откуда? Неужели в родной ментовке нашептали? Нет, не может этого быть. Не такой Ритка человек, чтобы вынюхивать что-то за спиной своих подруг. Тогда кто? Катюша? Да она сама толком ничего не знала. «Догадайся с трех раз», – вспомнила я ее слова. Господи, как же до меня сразу не дошло? Это же вездесущая Стрельцова! Это она меня запеленговала, когда мы с Маратом месяц назад зашли в «Подворье» поужинать. Ника гордо
– Уважаемые дамы и господа! Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту лайнера ТУ-154, совершающего рейс по маршруту Санкт-Петербург – Париж. Наш полет проходит на высоте десять тысяч метров. Расчетное время в пути три часа тридцать пять минут. Попрошу всех пристегнуть привязные ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.
Летевший этим рейсом Инвир попросил меня помочь ему справиться с ремнем безопасности, но сидящий рядом с ним пассажир услужливо и ловко успел помочь ему. Если бы вы видели, как убийственно посмотрел на него Инвир!
Все три часа меня раздевали, пожирали и делали еще кучу откровенно бесстыжих вещей его глаза. А руки то и дело касались моих рук, подающих ему бесконечную воду.
Во время посадки я вновь попросила пассажиров пристегнуть ремни. На этот раз сосед Инвира уснул, и мне пришлось самой помогать капризному пассажиру. Я наклонилась над ним и вдруг почувствовала, что Инвир крепко схватил меня за руку и прижал к себе. Близость его тугой, пульсирующей плоти заставила меня резко отдернуть руку. За какие-то доли секунды я успела и испугаться, и покраснеть от неловкости перед другими пассажирами, а Инвир между тем, как ни в чем не бывало, почти напевал:
– Все цветы мне надоели, кроме розы, – горячий шепот обжег мое ухо, и ремень, наконец-то, застегнулся!
Я не могу сказать, что чувствовала в эти минуты только отвращение. Что-то такое было в глазах этого незнакомого мужчины, что заставило внимательно всмотреться в них. Наверное, я умудрилась рассмотреть в них обещание… О, эти воздушные замки, сотканные на ткацком станке женской логики. Как они быстро ткут то, чего и в мыслях у наших мужчин не бывает. И все-таки я не сдержалась и шепнула:
– Послушай, садовник, отправляйся-ка ты к своей репке, – я бросила многозначительный взгляд на его правую руку с обручальным кольцом на безымянном пальце, – боюсь, мои колючки сделают тебе больно.
До знакомства с Инвиром я не знала, что мои земляки бывают такими красивыми. Инвир был зеленоглазым брюнетом с великолепной фигурой. И только его длинные ноги были слегка кривоваты, как будто не давая забыть давнюю кочевую жизнь наших предков.
А ведь он понравился мне с самого начала! Я отвечала ему несколько резко, признаюсь, но я в то время все еще ненавидела весь мужской род, так зависящий от своих мамок.
Парижское мокрое небо напрочь смыло своим дождем воспоминание и об Инвире, и о его заигрываниях. Ураган с бесконечным ливнем и ветром обрушился на Париж нежданно-негаданно. И подарил мне целых семь дней нелетной погоды. В первый же вечер я попыталась выйти из гостиницы, но порывы ветра не позволили мне даже открыть дверь.
Швейцар, как истый француз, в первую очередь, и как хороший швейцар, во вторую, помог приоткрыть мне дверь и даже сунул в руки огромный зонт. Я нерешительно постояла на невысоком крыльце и все-таки
Внезапно за спиной Инвира раздалось тихое покашливание. Это его давешний спутник, оказавшийся его телохранителем, подавал сигналы бедствия. Он стоял одинокий, мокрый и замерзший. И ему не понять было нашего романтического парижского настроения.
Номер Инвира, конечно, отличался от моей скромной служебной комнатки, которую я к тому же делила с двумя коллегами. Роскошный ужин, неизвестно кем и когда заказанный в его номер, оказался приятной неожиданностью. Мы недолго согревались вином и лакомились иноземными вкусностями.
Инвир был хитер и умен. А эти два качества в мужчине весьма опасны для нас, обладательниц единственного, с их точки зрения, разума – пресловутой женской логики с ее воздушными замками и несбыточными надеждами.
Он не набросился на меня, стараясь сразить восточным темпераментом. Нет, Инвир растягивал удовольствие, запивая каждый поцелуй своим любимым абсентом. Я чувствовала, что пьяна от нежности, от незнакомого раньше напитка и от желания и предчувствия чего-то необычного.
Инвир как будто угадал мои мысли и рассмеялся, он легко и нежно стал гладить мой затылок, потом пальцы его соскользнули вниз, к шее. Его губы тоже скользили где-то за моим ухом, которое уловило на удивление необидно прозвучавшее:
– Татарочка моя сладкая. Нежный мой цветок…
А мне так хотелось наконец-то стать по-настоящему чьей-то. Мне так явственно показалось, что закончилась моя суматошная жизнь, мои постоянные заботы о хлебе насущном, мое одиночество. Я вдруг выключила в своей голове и своем сердце все предохранители и все тревожные кнопки… Будь что будет!
Постепенно наши осторожные поцелуи превратились в жаркие и почти грубые. Инвир стал срывать с меня одежду, не обращая внимания на треск разрываемой ткани, а я радостно мстила ему тем же, сорвав, не расстегивая, рубашку, потом грубыми движениями расстегнула ремень и молнию на брюках. Мне тоже хотелось сказать ему слово «мой», но я знала, чувствовала, что еще рано, что это слово должно со временем стать ему наградой, которую он вновь и вновь захочет завоевывать. Через несколько минут мы уже лежали в просторной, как плацдарм для битвы, кровати.
От стремительного движения и от выпитого абсента у меня закружилась голова.
– Ты такая горячая и такая, такая… – больше он ничего не говорил, даря наслаждение мне и себе так щедро, как никто и никогда не дарил. «Никто», кто эти воображаемые никто? Андрей? Да, и больше – действительно никто.
Инвир был опытным любовником, он не спрашивал, как Андрей, можно это или можно так? Он просто ласкал меня так, как мне и не мечталось. Я все-таки в глубине души была дремучей провинциалкой, потому что некоторые ласки заставляли мои щеки вспыхивать краской стыда, я пыталась оторвать его руки, губы от самых таинственных и самых жадных моих мест и местечек. Но Инвир молча отводил мои ладони и продолжал ласкать, целовать, пока я, впервые в жизни, не застонала тягучим, хриплым и почти грубым голосом. Тело мое моментально обмякло и покрылось нежной испариной. Инвир слегка откинулся, насладился картиной моего полного и абсолютного удовлетворения и сам был сражен невероятным мужским стоном. Я вздрогнула еще раз, вместе с ним, и поняла, что он – мечта всех женщин. И теперь я точно знаю, каким будет мой муж. А может, это он им и будет.