Не имей сто рублей
Шрифт:
— Понял, ждём Родного.
Через пятнадцать минут доложился Рома:
— Волк, Родному.
— На связи Волк.
— На месте, прикрываем переговорщиков.
— Понял, жду результатов, — а сам обернулся и сказал: «Всем — стоп, привал».
Ишаков согнали в кучу, разгружать не стали, только связали им передние ноги. Миномётчики без команды рассосались по сторонам, занимая круговую оборону, и это радовало, опыт войны у них был.
Ждать пришлось недолго. Харез сказал, что нам разрешили пройти, но попросили бакшиш.
— Родной, ты «Гэхи» раздал?
— Нет, они на одном из ишаков с минами.
— Отлично, вот и бакшиш. Рубох, пообещай им немецкий автомат с магазинами и патронами.
— Принял, — и через пару минут: — Они согласны, можем проходить, но не делайте резких движений — за нами будут наблюдать, и держать на прицеле. Ночью здесь редко кого пускают в кишлаки, а тем более, с оружием.
— Рубох, вы выдвигайтесь дальше вместе с Родным, а Махалайцам скажи, что я передам им ствол.
— Понял тебя.
— Хирс, Содик, присоединяйтесь к нам, через кишлак идём вместе.
— Приняли.
Я прошёл к ишакам. Лия спала на осле, обняв одной рукой котенка, а другой — холку вьючного животного. Рядом был какой-то афганец, имени я его не знал, и присматривал за девочкой. Всё ясно, на этом ишаке автоматов не будет, и я пошёл к другому, на котором были привязаны ящики. Он был гружён тремя, два по бокам были с минами, и тот, что сверху — с оружием. Не отвязывая его, я открыл крышку, достал «G-36» и четыре снаряженных магазина к ней. Взял немецкий подсумок, в который укладывались три магазина вряд, и заполнил его. Четвёртый магазин пристегнул к автомату.
Можно выдвигаться. Тут как раз доложился Рома:
— Мы прошли кишлак, сидим на уступе, видим двух наблюдателей на крышах. Рубох пошёл дальше, а мы вас прикрываем.
— Принял, выдвигаемся, — и прокричал в темноту: — Подъём!
— Волк, Содику, а нам что делать?
— Вы ко мне. Заходим первыми, выходим — последними.
— Две минуты.
— Жду.
И когда они подошли, я им объяснил, как действуем:
— Заходим вперёд каравана. Шакур, смотри по верхам, замечай, где у них сидят люди. Я подхожу для передачи бакшиша, но отдам его, когда пройдёт весь караван. Ты будь в тени, и смотри в оба, при опасности два щелчка тангентой и сразу стреляй. Батур, ты подходишь со мной, но как только начну с ними разговаривать, тоже сместись в тень, за какое-нибудь укрытие и прикрываешь. Сигнал опасности знаешь, если услышите один щелчок, то всё в порядке.
В кишлак мы пошли чуть раньше, основной караван отстал от нас метров на 200. На входе нас встретили, спросили, где весь караван. Мы сказали, что сейчас будет, а пока надо переговорить на счёт бакшиша. Нам указали направление по улице, и возле какого дома нас ждут. Мы не стали задерживаться.
— Родной, нас видите?
— Пока нет, но как подойдёте к дому главы, будем видеть.
— Понял, подходим.
— Вижу вас.
Возле дома стояли двое вооруженных. Наверное, глава, скорей всего — Бай или Бек и его телохранитель. Мы поздоровались, по обычаю мусульман. И тут вдруг Шакур отчебучил, назвав меня Гургый Хан (правильно Гургй — Волчий, таджикск.) Толохранитель главы встрепенулся, поклонился и представил своего хозяина — Азамат Бек. Мне ничего не оставалось, как только играть свою роль. «Ну, только выйдем из кишлака, я тебе всё припомню, и волчьего, и хана», а вслух произнёс:
— Ассалому алайкум! Шом ба хайр, му?тарам Азамат Бек. (Добрый вечер, уважаемый Азамат Бек, — таджикск.)
Видя, что к нему отнеслись с уважением, местный Бек расслабился и ответил на приветствие:
— Алайкум ассалому! Хуш омадед, му?тарам Гургй Хан. (Добро пожаловать, уважаемый Волчий Хан, — таджикск.)
Потом посочувствовал по поводу бомбёжки кишлака и поинтересовался бакшишем. Я показал ему «немку» сказав, что отдам её, когда все мои люди пройдут через кишлак.
В общем, препятствий нам чинить не собирались, караван прошёл нормально, и я, отдав ему винтовку, от которой он был в восторге, расстался с ним на дружественной ноте.
В караване всё было в порядке, разведчики ушли вперёд, головной дозор занял своё место. И я себе мог позволить задержаться с тыловым прикрытием, с твёрдым намерением устроить разнос Шакуру.
— Ты что творишь, Юноша? Какой я тебе Хан?
— Ну, ты же наш командир, а значит воин. Командиры-воины все Ханы.
Я, было, открыл рот, чтобы продолжить, но вмешался Батур.
— Это не мы придумали, это все наши так решили.
— Кто — ваши? Чего решили? И почему — волчий?
— Все, кто вчера воевал против американов. Ты дал им веру в себя. А значит, вожак и командир, по-нашему — Хан. Почему Волчий? Ты же Волк. По-нашему — Гург. А мы твои воины, значит, стая.
— Да, да, — заговорил Шакур, а если мы твоя стая, то мы тоже волки. А ты — волчий вожак, значит, Волчий Хан. И чтобы все понимали, мы сделали на нашем языке — Гургй Хан.
— Вот, черти полосатые, без меня, меня женили. Теперь я, значит, с вашей лёгкой руки, во всей округе буду известен как Волчий Хан.
Батур усмехнулся:
— А тебя уже вся округа знает. Видел, как встрепенулся телохранитель Азамата?
— Видел, но не понял, что он так задергался?
— Земля слухами полнится, и о твоей победе над американами знают вплоть до Баламургаба.
— Пропала наша секретность, теперь за нами будут охотиться как за бешеными собаками.
— Наоборот, теперь тебе все на северной территории страны будут оказывать помощь, только узнав, что тебя зовут Гургй Хан.
Я махнул рукой и пошёл догонять караван, предупредив этих авантюристов, чтобы бдили и не расслаблялись.
Всю дорогу я шёл и думал, чем грозит нам такая популярность в народе. Вот ведь как, в этой стране и у этого народа, стоит только показать силу и умение её применить, тебе сразу дают громкие прозвища. Теперь я не просто Волков по прозвищу Волк, я Волчий вожак и у меня есть волчья стая. Байки о моих подвигах попрут по всей округе, потом случится так, что только от моего одного взгляда американцы мрут как мухи, а у детишек я стану национальным героем. А что? Рожа с бородой, копчёная от солнца — издали бабай бабаем. А если надеть чалму или паколь, натуральный моджахед. Ладно, стерпим, может и правда поможет такая слава.