Не имея звезды
Шрифт:
— Ага, — кивнула Рози и, сплюнув кровь, развернулась на пол-оборота. — А то сейчас фараоны понаедут.
Парни улыбнулись, шутка была довольно забавной. Копы припрутся только в том случае, если в их участок заявится сам премьер-министр и собственноручно устроит им втык. А это, согласитесь, весьма маловероятно.
— Погодите, — Геб подошел к валявшемуся рядом булыжнику и легко поднял его. В его руках до сих пор кипел тот самый жар, и он чувствовал, что может спокойно жонглировать парочкой таких камней.
— Нафига тебе этот валун? — спросил Гэвз.
— Увидишь, — так все же было тяжеловато, Герберт это практически прокряхтел.
Парнишка подошел к одному из лежащих: тот сейчас хныкал одним глазом, второй либо выплыл, либо заплыл — в
— Стой!
И в ту же секунду камень опустился подростку прямо на... в общем, когда-то там были яйца. На мгновение Герберт оглох от адского вопля, медленно переходящего в писк. Сплюнув, Ланс развернулся и пошел к друзьям. Те отнеслись к этому абсолютно спокойно. Ребята, поддерживая друг друга, отправились в приют, где их ждала неизменная взбучка от смотрительницы, которой не понравиться, что те пришли в ссадинах и кровоподтеках.
— И на кой? — спросила Рози, когда они миновали улицу и уже зашли в квартал.
Вдалеке виднелось здание. Четырехэтажное, с облетевшей краской, пропахшее детским слезами и пустыми надеждами. Здание, в котором Геб прожил всю свою сознательную жизнь и которую всю эту жизнь ненавидел. Ненавидел жестокость, царившую там, бессмысленную и неоправданную. Ненавидел приезжающих раз в месяц взрослых парочек, которые выискивали себе потенциальных жертв. Да-да, именно жертв. Уж не думаете ли вы, что в Скэри-скевр может заехать любящая семья, желающая найти себе кого-нибудь на усыновление или удочерение? Нет, разные психи, маньяки, сектанты или нуждающиеся в дешевой рабочей силе — вот кто приходил в «Св. Фердинанд». Всего за сто фунтов они могли себе выбрать любого ребенка и увести его, не оформляя никаких бумаг. Геб, однажды найдя в мусоре старые архивы приюта, обнаружил в строке с именем одного такого купленного — «скончался от малярии», а день был поставлен как раз тот, в который забрали мальчика. Какое-то время парнишка жутко боялся, что его заберут, ведь он — посмотрим правде в глаза — чертовски красив. И какие-нибудь извращенцы уж точно им заинтересовались бы. Но здесь крылась очередная странность: когда бы не приходили эти «любящие родители», то ни они, ни персонал, да вообще никто не замечал четверку друзей, закрывавшихся в комнате.
— Он обещал с тобой «поразвлечься», — скривился Герберт.
Ребята вздохнули. Эта тема была для мальчика необычайно острой — вспомните «вариант номер два», наиболее вероятный из вариантов рождения ребенка, и вы поймете, почему для него это так болезненно.
— О мой Ланселот! — улыбнулась Рози и чмокнула друга в щечку.
Геб продолжал кривиться. Это была его вторая кличка, придуманная все той же девчонкой: стоило ей поиграть с его фамилией, как на те — получите и распишитесь. Два месяца издевательств, и теперь стоило парню сделать что-то в таком же духе, как Рози не забывала его поддеть. Хотя только слепой бы не заметил, что девочка довольна. И это было единственное, что волновало Геба. Главное, что его семья в порядке, что они могут быть вместе. Да, три парня и взбалмошная девчонка были друг для друга семьей, они были одни против целого мира, но их это нисколько не волновало.
Подростки доковыляли до приюта, поднялись по скрипучей лестнице. Она была настолько старая, что прошлым летом девочка по имени Мариэтта сломала на ней ногу, когда сухая трухлявая ступенька подломилось под ней. Правда, именно это спасло бедняжку, и ту не забрали взрослые. Вообще, наверное, из-за этих «забираний» Герберт не испытывал ни грамма доверия к людям, старше его больше чем на десять лет. Как показывала практика, большинство из них весьма темные и подлые личности, которых, во избежание и в целях самосохранения, желательно было обходить стороной. А если уж довелось столкнуться и иметь дело, то не злить, быть вежливым, учтивым и как можно более неприметным. Может, и отвалят. А если нет, то самое время достать бабочку, пырнуть в брюхо и бежать быстро и
Возможно, вам покажется это диким, но к своим одиннадцати с половиной Ланс уже участвовал в трех поножовщинах на разборках за территорию и получил четыре колотые раны, шрамы от которых останутся с ним на всю жизнь. И если быть честным, то на улицах Скэри-сквера и в ближайших окрестностях, любой босота мог вам сказать, что против Герберта Ланса из «Св. Фердинанда» лучше не выходить с ножом — самоубийственная затея. Герберт не просто так славился ножевым дел мастером, за что его уважали даже старшие. Порой он мог по нескольку часов, стоя перед зеркалом, отрабатывать на невидимом сопернике удары, подсмотренные в художественном и документальном кино о боевых искусствах. А уж постоянные драки и беготня с друзьями сделали мальчика жилистым и подтянутым, даже спортивным. Хотя тот и не выглядел старше своих лет.
— Вот вы где, мои дорогие, — улыбнулась толстая потная смотрительница в замасленном фартуке.
Эти самые «дорогие» чуть не упали на пороге. Так, на их памяти, к ним еще не обращались. Перед лицами детей, которые явственно говорили о недавнем сражении, стояли двое. Одна — та самая мадам Бэгфилд, а другой... Ну, тут так сразу и не скажешь. Самое простое описание, приходящее на ум — дедушка. Ни старик, ни дедок, ни дедан, ни мумий или как-то еще, а именно дедушка. Немного сказочный такой, со своими причудами, но с большим любящим сердцем. У дедушки была длинная, ненормально длинная серебристая борода, а одет он был в твидовый пиджак и брюки в тон. В руках же незнакомец держал трость, а из-под очков половинок сверкали добрые, но чем-то обеспокоенные голубые глаза. В принципе, он вызывал исключительно положительные эмоции, так что складывалось некое доверительное впечатление. И именно это так напугало и насторожило детей. Они привыкли никому не доверять, кроме своей четверки, и поэтому тут же внутренне ощетинились, приготовившись к драке.
— Ох, Герберт, ты заставил нас поволноваться!
— Я? — удивился мальчик. Уж он-то точно не мог причинять беспокойства. Черт возьми, да он был, пожалуй, самым примерным из живущих в приюте ребят! Хотя вся его примерность и была показной. Но, с другой стороны, если б смотрительница узнала о делишках банды, она бы позвала не деда, а копов.
— Конечно, — вновь улыбнулась Бэгфилд. И эта улыбка была столь непривычна на её обычно перекошенном от ярости и раздражения лице, что дети даже передернулись. — Вот, знакомься, это профессор Дамблдор, он преподает в академии для одаренных детей... Как вы сказали, она называется?
— Хогвартс, — голос у дедушки оказался именно таким, какой и должен был быть у сказочного дедушки: спокойным, мягким и увещевательным.
— Вы разве посылали мои резюме в академии? — удивился Ланс, который к тому же он никогда не слышал о Хогвартсе. Хотя большинство академий на самом деле — закрытые школы-пансионы, названия коих знают в основном те люди, которые в них заинтересованы.
— А как же! — все продолжала улыбаться смотрительница. — Ведь ты же лучший ученик! Ни единой четверки! Иногда мне кажется, что ты не способен получить что-нибудь ниже, чем «пять».
И это было чистой правдой. Герберт ценил бесплатное обучение и знания в принципе. Он собирался выучиться на юриста или, может быть, врача, открыть свое дело и вытянуть своих друзей и себя самого из этого болота. Обеспечить своей семье хорошее будущее, в котором не придется каждый день зубами вырывать право на жизнь.
— Ну, ладно, вам с профессором есть о чем поговорить. А вы, сорванцы, марш умываться и в столовую! Обед пропустите.
Ребята переглянулись, Рози крепко сжала ладонь друга, но тот кивнул, и ребята нехотя ушли дальше по коридору. Герберт же вместе с профессором поднялся по лестнице. Мимо пробежала стайка младших — кучка шести и семилеток. Бедные дети! К ним пока еще относятся нормально, так как младших трогать запрещено, но как только им стукнет восемь, для них начнется настоящий ад, к которому не каждый успевает подготовиться.