Не имея звезды

Droi

Но Герберт так просто не сдавался, он вскочил на ноги и сжал левую руку, в которой покоился нож. Ланс был амбидекстером и предпочитал ошеломлять врага внезапным лезвием с левой, а правой продолжать методично обстреливать ударами.

— Я не пойду! — буквально прорычал он.

— Герберт, мальчик мой, они — Департамент Магического Правопорядка, и они заберут тебя, а если выяснят причину, удалят все воспоминания о тебе из памяти любого магла, которого ты когда-либо встречал.

Парень отрешенно кивнул и снова уселся. Это был капкан. Он словно загнанный зверь, на которого уже накинули уздечку и плотно затянули её на шее. Нет никакого шанса выбраться.

Он полностью, неотвратимо ничтожен в собственном бессилии. Он настолько разбит, что не может чувствовать должную ненависть к магии, а наоборот, проклинает себя за то, что часть его вожделеет это долбанное волшебство.

— Значит, у меня не будет возможности ни написать, ни позвонить, ни проведать своих друзей до тех пор, пока мне не исполнится семнадцать?

— Мне жаль.

Некоторое время в комнате висела страшная, давящая тишина. Дамблдор же, казалось, еще немного — и был готов совершить необдуманный поступок, но у него сердце кровью обливалось, когда он смотрел на этого потерянного ребенка. Впервые в жизни Альбус сознал, насколько страшным может быть вмешательство в жизнь маглов, насколько сильно может магия покорежить их судьбу. И если бы у него была возможность, если бы только был выход...

— У меня нет денег на все эти мантии, палочки и котлы, — все так же отрешенно произнес ребенок, вчитываясь во второй лист письма.

— В Хогвартсе учрежден фонд для малоимущих семей. Конечно, придется ходить в старых мантиях и пользоваться потрепанными учебниками, но на палочку хватит.

— А где мне жить весь следующий месяц?

Вот теперь Дамблдор выпал в осадок. Закон о маглорожденных сиротах и об ограничении в их общении был принят почти тридцать лет назад, и за все это время прецедента еще не было. Так что такой очередной дырки никто не заметил. Правда, Дамблдор вспомнил, что его старинный друг Том, бармен в Дырявом Котле, обещал Альбусу пустую комнату и кормежку за счет заведения. Возможно, он согласиться дать такие условия не Альбусу, а мальчику. В конце концов, Том должен ему без малого жизнь.

— Этот месяц вы поживете в таверне, а на следующее лето я что-нибудь придумаю.

Мальчик лишь бездумно кивал, почти не вслушиваясь в слова. Кажется, он слишком глубоко ушел в себя, чтобы осознавать, что происходит вокруг него.

— Герберт, нам пора уходить, так что вам лучше поторопиться и попрощаться с друзьями.

Парень грустным взглядом окинул помещение и поднялся с кровати. В это время Дамблдор взмахнул палочкой, и все немногочисленные вещи, принадлежащие Лансу, взлетев со своих мест, легли в одну кучку, которая была тот час уменьшена и помещена в рюкзак с порванной ручкой, принадлежащий Гебу. Мальчик смотрел на эти удивительные метаморфозы как на что-то само собой разумеющееся.

— Мистер Ланс, — серьезным тоном обратился профессор к уже выходящему ребенку. — Я обещаю вам, что позабочусь о ваших друзьях, и в семнадцать лет вы сможете вернуться и наверстать упущенное.

Огонек жизни, пока маленький, но все же огонек, загорелся в глазах будущего волшебника.

— Спасибо, — произнес он и покинул комнату.

Герберт плелся по коридору, словно в тумане. Все вокруг казалось чем-то ненастоящим, какой-то глупой, злой шуткой. Но все же это была реальность, которая подкралась незаметно, как бывалый воришка, вот только вместо очередной подлости, легкого тычка реальность нанесла смертельный удар. Она била четко и безжалостно, била по самому дорогому, по единственному, что ему, в принципе, дорого. Герберт

чувствовал ужасную, сжимающую боль в груди. Будто кто-то схватил его сердце и сдал крутить его, давить и рвать, пытаясь врывать из груди. Слезы текли по щекам, пытаясь хоть как-то облегчить долю. Но боли было так много, что даже проплачь Ланс целый месяц, легче бы не стало.

— Смотрите, кто это у нас здесь! — раздался знакомый девичий голос. — Это же наш признанный гений!

Его друзья сидели в холле за столом и что-то обсуждали. На их лицах сияли улыбки, они были рады за друга. Но, когда ребята приметили состояние Геба, улыбки медленно сползли с их лиц. Троица поднялась и подошла поближе, не желая верить своим глазам. Это действительно были слезы. Черт, весь мир сошел с ума, если Герберт Ланс позволил себе заплакать. Да даже когда у него после падения с третьего этажа был открытый перелом руки, то все, на что был способен парень, — выдать нервный смешок и травануть байку. И никаких слез. А сейчас...

— Ребята, — прохрипел мальчик и не выдержав обнял друзей. Сразу всех троих, стянув их в одну кучу.

— Эй, эй, братишка, — похлопал его по спине Гэвз. — Ты либо задушишь, либо затопишь нас.

— Скорее первое, — прохрипел Кэвин.

— Герберт, — спокойно произнесла Рози, когда мальчик разжал свои объятья. — В чем дело?

— В академии, — сказал мальчик. — Вы знаете, я не хочу туда ехать, но не могу этого не сделать. Это сложно объяснить. Мне придется уехать, придется...

Ребята поначалу были шокированы, а потом каждый из них заулыбался.

— И чего, ты поэтому тут решил разлив Темзы продемонстрировать? — подколол Кэвин. — Да ладно тебе, мы всегда знали, что ты первым выпорхнешь из этого гнездышка.

— Ага, — кивнул Гэвз, — ты у нас птица высокого полета.

— Но я хотел вместе с вами. Мы же всегда вместе!

— А мы подождем, — улыбнулась Рози. — И не будем дурака валять, наляжем на учебники, глядишь — и нас в ту академию примут. Да ладно тебе, Ланселот, мы не пропадем. А ты выучишься, и совсем жизнь в гору пойдет.

— Еще бы! — хлопнул по плечу Кэвин. — Вот увидишь, мы, как и хотели, весь мир объедем.

— И будем есть мороженное, сколько захотим, — улыбнулся Гэвз.

— И плавать в море после обеда.

— И кататься на Русских Горках.

— Побываем на Гавайях.

— И устроим снежное приключение в Альпах.

— А если нам для этого нужно немного подождать — ничего страшного.

Герберт смотрел на своих немного грустных, но улыбающихся друзей, и в нем разгоралось пламя жизни. Оно было куда как крепче и сильнее, чем то, что раньше, узы его семьи крепчали с каждым словом, с каждой произнесенной буквой. Он еще никогда не любил своих друзей так сильно, как сейчас.

— Наверное, у меня самые лучшие друзья на свете, — улыбнулся Геб, вытирая предательские слезы.

— Только сейчас дошло? — хихикнул Кэвин, и все рассмеялись.

— Ребят, — снова подал голос Герберт, — это закрытый пансионат. В общем, я не смогу написать вам, а вы мне, и... мы какое-то время не увидимся.

На мгновение, лишь на мгновение, но все же повисла тишина.

— Да не беда, — еле слышно шмыгнула носом Рози. — Не уж то ты думаешь, что мы о тебе забудем?! Ну, а чтобы ты о нас не забыл, — девочка стянула со своего запястья самодельные фенечки. Они были сделаны из нарезанной кожи коричневого цвета, а в центр были вставлены стеклянные бусины, стилизованные под изумруды. — Вот! Носи и никогда не снимай, так ты не забудешь о...нас.