Не искушай меня
Шрифт:
Герцог не понимал ничего. Он унаследовал титул. Он унаследовал своё положение в этом мире. Ему не приходилось самоутверждаться или доказывать, кем он является. Он просто былгерцогом Марчмонтом.
– Бывает, что кухарка, либо кто-то другой, заказывает продовольствия больше, чем может быть использовано, и продаёт излишки. Иногда они заключают сделку, допустим, с мясником. Он выставляет счёт на завышенную сумму, а доход они делят пополам. Но это только еда и напитки. Твои счета за прачечную просто нелепы, даже для столь модного джентльмена. Отдельные счета от портного
Марчмонт невидящим взглядом уставился в бумаги в его руке.
– Прости, – сказала Зоя. – Ожидалось, что будут выявлены небольшие злоупотребления. Такое встречается повсюду, и избежать их почти невозможно. Но это превосходит всё, что я могла ожидать. Это очень, очень безнравственно. Предательство доверия самого худшего рода.
Первоначальный чистый шок уступил место разгоравшейся ярости. Харрисон, которому он доверял, который стоял перед ним вчера, такой почтительно корректный.
Часть его всё ещё не могла принять это.
Однако в сердце своём он знал, что это было правдой.
Его доверие было предано.
В то же время герцог осознавал с мучительной ясностью, как легко было другим его обманывать.
Он протянул записи обратно Зое, поднялся из-за стола, пересёк комнату и дёрнул шнур, вызывая лакея.
Слуга появился в течение минуты.
– Пришли ко мне Харрисона, – сказал Марчмонт. – Немедленно.
– Прошу прощения, ваша светлость, – проговорил лакей. – Но мистера Харрисона в доме нет.
Зою не удивилась, когда они обнаружили, что управляющий сбежал, видимо, ночью. Как показал обыск его комнат, имущество Харрисона, как и некоторые вещи, ему не принадлежащие, исчезли.
Миссис Данстан ушла на рынок рано утром и не вернулась. Никто из них не предупредил Дава и Хоаре. Эти двое, должно быть, полагали, что герцогу и герцогине никогда не удастся разобраться в записях счётных книг, иначе они бы тоже испарились.
К концу дня, опросив каждого члена персонала, Марчмонт окончательно убедился в том, что его доверенные слуги под предводительством Харрисона, систематически разворовывали его доходы, и это продолжалось более десяти лет.
Хоар, к примеру, руководил целой сетью портных, перчаточников, галантерейщиков, прачек и прочих, каждый из которых обсчитывал его светлость и делился доходами с камердинером, который отчислял проценты своим сообщникам. Остальные – повар, дворецкий, домоправительница – делали то же самое в своей сфере.
Некоторые из слуг низшего ранга знали о происходящем, некоторые подозревали, некоторые не знали ничего. Знавшие боялись, до сегодняшнего дня, рассказать обо всём. Они верили, что никто не поверит их слову против Харрисона, и были напуганы до смерти тем, что он сделает с ними, если они проболтаются. Место в Марчмонт Хаусе хорошо оплачивалось и имело высокий статус. Нельзя было надеяться устроиться так же хорошо где-то в другом доме. Более того, можно было вообще остаться без работы, поскольку Харрисон увольнял проблемных служащих без рекомендаций. Слуга без рекомендации вряд ли мог найти хорошую работу. К тому же, Харрисон был мстительным, распространяя ядовитые сплетни
– Он забияка, как я и думала, – сказала Зоя после того, как последняя из штата, посудомойка покинула кабинет.
– Я так не думал, – сказал Марчмонт. – Я не замечал никаких изъянов. Понятия не имел, что остальные служащие живут в страхе перед ним. Даже если бы я заметил, то подумал бы, что так и должно быть. Но страх и уважение далеко не одно и то же. Господи, Зоя, что за неразбериха!
Он встал, подошёл к камину и посмотрел в огонь, держа руки за спиной. Так часто стоял её отец, когда размышлял, глядя в огонь.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Ты доверял этим людям, и они предали тебя.
Марчмонт покачал головой.
– Не каждый способен противостоять искушению. Если бы я выполнял свои обязанности, у них бы не возникло искушения. Я подал им дурной пример. Я не был хозяином дома. Кто-то должен был быть им. И так соблазнительно, обладая огромной властью, употребить её во зло. – Он повернулся к ней спиной. – Что бы произошло в таком случае в гареме? Головы с плеч?
Зоя кивнула:
– Никому бы не было дела до того, виновны они на самом деле или нет.
– Я знаю, что следует их всех – Харрисона, повариху, Дава, Данстан, Хоара – отдать под стражу и наказать. Но их повесят, и тогда я всегда буду думать о том, что если бы я вёл себя иначе, ничего из этого бы не случилось.
– Если у Харрисона и домоправительницы есть хоть капля здравого смысла, они уже покинули страну к этому времени, – сказала она. – Будет несправедливо, если они будут на свободе, а остальных повесят.
– Остальные равным образом виновны. Мы можем добавить к преступлению глупость, проявленную ими, когда они задержались в доме на минуту, после того, как ты открыла гроссбухи, – он всё ещё разглядывал тлеющие угли.
– Это не первый случай, когда служащие недооценивают мою настойчивость, – добавила Зоя. – Когда ты ночью вошёл в библиотеку и позвал меня в кровать, я очень хотела этого. Хотела, чтобы мы целовались и занимались любовью. Я не хотела продолжать рассматривать колонки цифр. Ты знаешь, никогда не любила арифметику.
– Я знаю.
– Но я как собака, ухватившаяся за кость. Как только я увидела, что что-то не так, это превратилось в вызов, найти, что именно не так, и как, и где. Точно так же было в гареме. Если бы я не была такой упрямой, я бы никогда не выбралась оттуда. Но я была настроена овладеть этим местом. И после того как я овладела им, когда время пришло, я нашла способ бежать.
– О, Зоя, – Люсьен повернулся к ней, но ей не требовалось читать по его лицу. Он слышала по мукам в его голосе. Зоя подошла к нему. Инстинктивно. Она обняла его, так как делала этим утром, потому что любила его – ничего с этим не поделать – и хотела видеть его счастливым.
Он заключил её в объятия, такие же, как сегодня утром, тёплые, сильные и обнадёживающие.
Марчмонт поцеловал Зою в макушку, и нежность этой ласки заставила сжаться её сердце.
– Твои родители никогда не оставляли надёжды, а я оставил, – проговорил он натянуто. – Я сдался, перестал верить в тебя, во всё. Ты не сдаёшься никогда.