(Не) люби меня
Шрифт:
Лилиана, уверенная, что не родился еще тот мужчина, которому она согласится подчиниться, упрямо молчала. В целом она не могла отрицать бабушкину правоту. Из девочек-соседок, с которыми она когда-то играла в куклы, первыми вышли замуж не те, которые были красивее, и даже не те, которые богаче, а, к примеру, робкая Айа, которая и глаза боялась поднять на мальчиков, и мягкая, пугливая Джанна. Степняки действительно предпочитали покорных женщин. Оттого она и не рассматривала их как женихов. Да и что интересного в мальчишках, с которыми она носилась по крышам?
– Бабушка, а ты можешь мне судьбу предсказать? – с волнением спросила девушка. – Ты ведь оракул.
– Ох, Лили, нужно ли это тебе? Я ведь правду скажу. Не каждый потом с этой правдой жить может.
– Я хочу, – с горящими глазами наклонилась вперед Лили.
– Что ж, давай попробуем. Задай мне свой вопрос, но только один, самый важный.
– Каким будет у меня муж?
Наймирэ улыбнулась. Каждая молодая девушка желала это знать. Не так уж ее взбалмошная внучка и отличается от степнячек.
Она взяла руки девушки в свои ладони, закрыла глаза и позволила сознанию соскользнуть в дымку времени. То, что она увидела, ей не слишком понравилось. Хотя чего можно ожидать от дочери Кегершен! Уж точно не того, что она безропотно выйдет замуж за указанного мужчину и примется рожать детей.
– Твоим мужчиной станет чужеземец, – неохотно призналась она. – Похожий на степняка, но чужой. Ты спасешь его жизнь дважды, а, может, и трижды.
Остальное Наймирэ рассказывать не стала. Она не могла знать, становилось ли видение истиной в тот момент, когда она его видела, или тогда, когда его слышал тот, кому оно предназначалось. В конце концов, возможно, именно сам человек, стремясь к своей судьбе, запускал цепь событий. Кто знает, возможно, пытаясь предотвратить предсказание, человек только делал хуже? Наймирэ решила, что она всего лишь простая женщина, не ей играть роль судьбы – что будет, то и будет.
8. Знакомство
Кьян не мог не признать, что заживление столь страшных ран идет ненормально быстрыми темпами. Очевидно, вся та энергия, которую вливали в него молодые лекари, не растворялась бесследно, а все же приносила свои плоды. Раны уже не лопались от неосторожных движений, хотя спина и болела адски.
Кнутом его били далеко не первый раз. Он был плохим подданным императора, плохим придворным, плохим внуком. И шутки у него глупые, и язык без костей.
Конечно, последний раз (Ли искренне надеялся, что во всех смыслах последний) был самым суровым. Мать говорила, что заплатит палачу, чтобы он его не изувечил. Кьян Ли знал, что при желании палач может убить его одним ударом – просто попав по почкам. О, это страшная смерть – несколько дней агонии. За три удара палач рассекал кожу, мышцы и легкие. А если он взял бы не кожаный кнут, а тяжёлый, с цепью, то запросто мог и позвоночник сломать, а то и вовсе голову оторвать. Кьян Ли не раз присутствовал на казнях, и знал, что императорский истязатель – профессионал в своем деле.
Слова лекаря о том, что он владеет кнутом, сначала Ли насмешили, а потом он заглянул в холодные узкие глаза степняка и по-настоящему испугался. Этот не шутит. Он ведь сначала подумал, что Аяз врач – а врачам положено спасать людей, а не убивать их. Во всяком случае, в Катае врачи никогда не осквернят себя умышленным причинением боли кому бы то ни было. Они даже мух и жуков не трогают. Но Аяз не врач, он воин – и людей лечит, будто сражается с немощью и болезнью. И сам сражается, и других тренирует. Кьян Ли был совершенно очарован тем, как ловко степняк обратил его дефект в достоинство. Ему даже льстило стать объектом исследования, хотя сам себе он казался набитым соломой болваном, на котором бойцы оттачивают удары.
А вообще никогда он так быстро не вставал после порки. Неделя в постели – это был минимальный срок. После сотни плетей он был уверен, что умрёт, а тут на ноги поднялся на третий день, а на пятый – спина перестала кровоточить. Можно было уже просить у лекарей рубашку. Катаец никогда не отличался стеснительностью, но от взглядов, которые бросала на него лекарская дочка, его пробирала дрожь. Глупая девчонка, кажется, вздумала в него влюбиться! За что же ему еще и это наказание?
Заводить с ней отношения было нельзя, совсем нельзя – но даже если бы он внутри себя допустил мысль об этом, то теперь не позволил бы себе ничего лишнего. Кьян Ли не считал себя подлецом. Эти люди спасли его, вытянули из лап смерти, как могли облегчали его боль. Они ничего не требовали взамен. Это было для него внове и не могло не вызывать восхищения. Мог ли он быть настолько неблагодарным, чтобы задурить голову девчонке? И что из того, что она хорошенькая до невозможности?
Но как же тяжело не растаять под ее восхищенным взглядом!
– А можно потрогать твои татуировки? – робко спрашивает Лилиана, окидывая его плечи совсем не тем взглядом, которым полагается смотреть невинной девице. – Почему именно змеи, да еще такие уродливые?
– Вообще-то это драконы! – взвивается Кьян Ли. – И вовсе не уродливые! Самые обычные драконы!
– Глупости, – отрезает девушка, скользя пальчиками по черным линиям. – Драконы совсем другие. Они огромные как дом, у них сильные ноги и шипастый хвост, а из ноздрей пышет пламя.
– Ой, как будто ты дракона хоть раз видела! – сердится уязвленный катаец.
– Ой, как будто ты видел! – передразнивает его Лили, которую он уже из Цветочка переименовал в Колючку. – Драконов не существует! Это сказки всё.
– Если ты их не видела, то это не значит, что их нет! В Катае есть драконы, и они именно такие, как на татуировках.
– Помесь змеи, рыбы и коровы? Ха-ха!
– А рыба-то почему?
– Усы как у сома, – колючка проводит пальцем по усам дракона, которые изображены у Ли на ключице, и он вдруг весь покрывается мурашками.
– Не трогай меня, – дергает плечами катаец. – И вообще отойди подальше.
– Это еще почему? – Лилиана заглядывает ему в глаза снизу вверх и вдруг кладет ему на грудь обе ладони, горячие до невозможности.
– Потому что твой отец оторвет мне яйца, если узнает, – нарочно грубит мужчина.
– Ты боишься моего отца?
– Нет, я тебя боюсь. Ты ненормальная.
Лили обиженно поджимает пухлые губки и, убрав руки, делает шаг назад. Кьян Ли выдыхает с облегчением.
– Я тебе не нравлюсь? – со слезами в голосе спрашивает она.
– Конечно, нет. Ты хорошенькая и всё такое, но нет.
– У тебя осталась жена в Катае?
– К счастью, нет, – фыркает мужчина. – Я слишком молод, чтобы жениться, и слишком беден, чтобы завести наложницу.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать один.
– Ух ты! Я думала, ты старше. У тебя в волосах седина.
Кьян Ли скрипнул зубами. В первый же день пребывания здесь, когда Аяз зашил у него на спине всё, что можно было зашить, а потом нанес мазь, его, слабого как котенка, затащили в уборную и вымыли с ног до головы. Волосы тоже вымыли. Теперь было видно, что они не слишком-то и черные – не как у чистокровных катайцев, и вдобавок уже появилась пара белых прядей. Он знал, что выглядит старше своих лет, но всегда считал это благом – в Катае старость в почете, а сейчас почему-то чувствовал себя оскорбленным. Недостаточно молод он для этой малютки, поглядите-ка!