(Не) люби меня
Шрифт:
Дочь сидела на траве и выглядела вполне здоровой и бодрой, но Аяз сразу увидел неподалеку от нее чужака, лежащего лицом вниз.
– Твоя работа? – строго спросил он дочь. – Мне его добить?
– Ты что! – возмутилась Лили. – Его из портала таким выкинуло!
– Портал? В Степи? – удивленно спросил мужчина, приседая рядом с раненым и сразу же забывая, что хотел отругать дочь. – Ты его трогала?
Лили хотела соврать, но вдруг он и правда заразный, а она тоже может заболеть, и она призналась:
– Да, напоила.
– Молодец, – пробормотал лекарь. – Крепкий парнишка. Дай мне воды!
Лилиана растеряно смотрела на отца – во фляге было пусто.
– Воды? – неловко переспросила она.
– Лили, ты водник. Найди мне воды помыть руки. И раны надо обработать, а я только из больницы, во мне нет столько сил, чтобы его хоть немного подлатать. Но перевязать смогу.
– А, в этом смысле? – Лили подошла к отцу, прислушалась к земле и легко вывела на поверхность небольшую водную жилу.
Аяз кивнул, достал из седельных сумок чистые полосы мягкой ткани, сполоснул руки и лицо и осторожно начал касаться спины раненого. Едва только он притронулся, мужчина выгнулся и зашипел от боли.
– Я только промою, – успокаивающе сказал степняк. – Я врач. Не бойтесь.
– Не трогайте меня, нельзя… – прошептал по-галлийски чужак.
– Не говорите глупостей, – строго ответила Лили. – Он врач, он вам поможет.
– Я не очень понял, – недовольно сказал отец. – Галлийский, да? Переведи ему, что если совсем невмоготу, я могу его вырубить. Но это надолго, он совсем плох.
– Отец говорит, что может вас… усыпить, если очень больно, – перевела девушка раненому. – Но он может не рассчитать сил.
– Отец? Это твой отец? Скажи ему, что меня нельзя магией, иначе я его сожру.
– Дадэ, он говорит, что жрет магию.
– Прекрасно! – буркнул Аяз. – Ему же хуже.
И уже не церемонясь, он резким движением отодрал от спины ошметок окровавленной заскорузлой ткани. От его действий чужак глухо застонал и лишился чувств.
– Ну вот, и без магии управимся, – радостно сказал Аяз, в котором тревожное настроение последних двух часов перетекло в злобную ненависть ко всему миру. – Давай, лей прямо на спину, пока не очнулся. Перевяжем и в больницу повезем.
Лили кивнула, сглотнув. Ассистировать отцу в работе ей пока не приходилось. Она кусала губы, отворачивалась, морщилась, но покорно выполняла все указания. Целитель молчал, его руки привычно делали свою работу, а мозг был занят неприятными мыслями. Кто этот человек? За что его наказали – потому что это было не просто избиение, а настоящее наказание. Какой он национальности? В отличие от дочери, он не принял раненого за степняка, уж слишком высок был этот человек, и на славском не говорил, и одет совсем не так. Катаец? Аяз был знаком с катайцами, одежда была похожа, разрез глаз вроде тот же, а волосы у него совсем другие, жесткие и очень густые – у степняков мягче. Татуировка в виде катайского змея на руке и части спины убеждала лекаря в его догадке. Что делать катайцу в Степи? Шпион? Но катайцы не служат никому, кроме своего императора, а до степи этой империи дела нет. Слишком далеко расположены их земли. Перевязав раны, Аяз осмотрел руки чужака. Увиденное заставило его похолодеть. На мизинце левой руки не было одной фаланги. Убийца.
Наверное, надо было его добить, а не лечить и, взвалив на лошадь, везти в больницу. Убить, закопать здесь этого страшного человека и никому ничего не рассказывать. В конце концов, именно так здесь поступали с каторжниками, которые иногда заплывали сюда по реке. Но его уже видела Лилиана, и она его поступок не поймет.
– Лили, – тихо, но твердо сказал Аяз. – С этого дня никаких поездок в одиночестве. Только по городу. И еще – к раненому ты не подходишь, пока я не позволю.
– Но почему? – мгновенно вскинулась дочка. – Разве мне грозит какая-то опасность? Разве Степь – не мой дом, не моя мать? Ты ведь сам так говорил!
– Я так сказал, – спокойно ответил отец. – Это не обсуждается.
– А почему ты так со мной разговариваешь? Я что, в чем-то провинилась? Я уже взрослая и могу…
– Закрой свой рот.
Лилиана задохнулась от гнева: отец никогда с ней так не разговаривал. С братьями и матерью да, бывало. А с ней он всегда был добр и терпелив. «К деду сбегу, – решила недовольно девушка, надувая губы. – Дед меня любит».
Дальше они ехали молча. Лили пыталась было умчаться вперед, к городу, но отец холодным тоном приказал ей держаться ближе к нему, а когда она снова попыталась возмущаться, велел ей заткнуться. Девушка едва не расплакалась от обиды, и Аяз со вздохом попытался ей объяснить:
– Пойми, сейчас это раненый и слабый чужак, но если сюда закинули его, то могут закинуть и кого-то более опасного. Ты девочка, Лили, ты с убийцей не справишься.
– Да зачем меня убивать? – пожала плечами Лилиана. – Я же не воин!
Она всё еще жила в том радужном мире, где вокруг были одни друзья, где убивали только в честном бою, где женщин оберегали и любили. Аяз всегда пытался оградить ее от всяких мерзостей и сейчас понимал, что делал это зря. Его дочь совершенно не знает этой жизни.
– Дочь, ты знаешь, что я тебя больше всех люблю. Просто послушай меня. Езди куда хочешь, но я попрошу Шурана тебя везде сопровождать.
– Почему именно Шурана?
– Я ему доверяю.
Не говорить же ей, что отпускать девушку с другим мужчиной он просто не может. Шуран – ее дядя, он не станет соблазнять Лили, а вот кто-то другой, чужой… Когда его маленькая девочка успела так вырасти? В свои пятнадцать она выглядела как взрослая женщина, у нее и талия, и грудь, и бедра – фигура, как у матери, а то и роскошнее. Аяз не хотел, чтобы она взрослела, но и игнорировать ее внешность не мог. Он пока еще давал от ворот поворот многочисленным женихам, но со страхом ждал, когда дочке исполнится шестнадцать. Он обещал, что не выдаст ее замуж насильно, обещал дать ей выбор, но что с ним согласится – такого он не говорил. Хоть бы Лили, как его сестра Эмирэ, выбирала спутника жизни долго и тщательно! Но увы, дочь его особым умом не отличалась, и Аяз уже заранее хотел отправить Лили подальше от степи, возможно, в Галлию – там, у строгой матери Виктории, не забалуешь.
Они подъехали к городу. Раненый, которого Аяз усадил перед собой, то оживал, то вновь терял сознание. В дороге он, к сожалению, не умер, живучий оказался бес, и лекарь, отправив дочь домой, сам направился в больницу, где сгрузил чужеземца в одну из комнат с решетками на окнах и прочной дверью, и велел следить за больным, но ни в коем случае не пытаться лечить его магией и ничем не поить. С ним он сам разберется завтра. А пока надо было срочно разыскать Исхана и известить их о чужаке. Лучше бы самому хану доложить, но он далеко, а Исхан, который после давнего пожара передвигался с трудом, всегда теперь был в столице.