(Не)любимый муж
Шрифт:
– Трус! – Презрительно выплюнул Оливер. Развернулся и сделал два шага назад.
А потом… Всё произошло так быстро, что Эли не успела даже моргнуть, не успела подумать… Ничего не успела.
– Значит не хочешь по-хорошему? – Оливер резко повернулся и выстрелил. Звук выстрела, словно гром прорезал сонную спокойную тишину сада. Он посмотрел на Эли, хотел было, что-то сказать, но губы у него затряслись. Он бросил пистолет и кинулся прочь из сада.
– Виктор? – Эли поразила спокойная тишина. Она медленно повернулась, ожидая увидеть рядом супруга. Но он лежал рядом, на земле, зажимая рукой рану, на груди. И кровь как-то странно вытекала, толчками. Белая рубашка вся намокла. И… Боже, о чём она думает.
– Сейчас, я сейчас.
И она кинулась к дому так, как никогда, наверное, не бегала за всю жизнь.
– Помогите! Помогите кто-нибудь! – Она кричала так, что должно быть, слышно было на всю округу. И когда на её крик из дома высыпали слуги, Эли, задыхаясь смогла только прошептать. – Виктор ранен. Лежит там, в саду. Доктора срочно.
Грудь сдавило, в горле стоял ком, а слёзы жгли глаза. Боже, он не может так умереть! Не сейчас, когда она полюбила его, когда она готова всё для него сделать! Один из слуг, кажется, конюх, вскочил на лошадь и верхом бросился за доктором, а Перкинс и ещё двое молодых парней поспешили за ней.
– Не беспокойтесь, госпожа графиня, я когда-то воевал и знаю, как перевязывать раны. Главное – это остановить кровь. – Бормотал Перкинс рядом, успокаивая её.
А Эли больше всего боялась того, что помощь прибудет слишком поздно. Она не признавалась в этом себе, не хотела даже думать об этом. Но боялась, боялась до безумия. Может быть, ей надо было не бежать за помощью, а самой перевязать рану? Может быть, таким образом она потеряла драгоценные минуты? Дорога до того места, где она оставила Виктора, показалось ей неимоверно долгой, словно они шли час. При том, что все спешили, как могли, почти бежали. Даже старый Перкинс смешно семенил рядом, стараясь поспеть за ней и более молодыми слугами.
И наконец они дошли. Виктор лежал на траве. И сердце у неё на мгновенье остановилось. Эли показалось, что он уже не дышит. Она остановилась, судорожно хватая ртом воздух. Перкинс и слуги оттеснили её от Виктора. А ей… Ей малодушно не хватило смелости. Она сжала губы, заломила руки и просто испугалась. Боялась подойти, чтобы узнать неизбежное.
– Он жив, госпожа графиня! Потерял много крови, но жив. Мы сейчас поможем. Сейчас.
Эли почувствовала, как от облегчения затряслись колени. Он жив. Её муж жив. Значит всё обязательно будет хорошо. Должно быть.
Перкинс, покачав головой, сказал, что господина графа лучше не переносить до прибытия доктора. Он только перевязал его как смог. Виктор всего лишь на мгновенье открыл глаза и застонал, когда его осторожно перевернули на спину. И так больше и не пришёл в себя. А Эли снова овладела безотчётная тревожность. Она заламывала руки, мечтая только об одном – чтобы доктор прибыл побыстрее. Почему же его так долго нет?
Прошло, казалось, с полчаса. И Эли потом не могла вспомнить о чём думала в эти минуты. Безотчётный страх овладел всем её существом. Она стояла, кусая губы и молилась только о том, чтобы Виктор остался жив. Она сделает всё для него, только бы он жил!
Наконец, прибыл доктор. Эли вспомнила его – пару раз, когда она или другие дядины домочадцы болели, он вызывал его. Доктор, сухопарый старичок, наклонился над Виктором, осмотрел рану и покачал головой. Хотел было что-то сказать, но потом увидел её и промолчал.
– Его надо отнести в дом. Здесь слишком холодно для него. – Наконец произнёс он. – Только… - Он запнулся, потом снова взглянул на неё. – Госпожа герцогиня, могу ли я говорить откровенно?
– Можете, - кивнула Эли, сжав губы, так чтобы никто не понял, что она на грани истерики. А она повторяла про себя как заведённая кукла: «Я нужна Виктору, я нужна Виктору» и это помогало ей не сойти с ума.
– Герцогу надо срочно сделать операцию и извлечь пулю. Но он может не пережить операцию, потому что потерял много крови. К тому же его нужно перенести в дом, туда, где есть возможность мне оперировать. А это, сами понимаете, тоже риск. Но решать в любом случае вам. – И посмотрел на неё.
Боже, зачем ей такой сложный выбор?! Она же ничего в этом не понимает, она не справится! Но Эли заставила себя сжать губы и прекратить панику.
– В каком случае у моего супруга больше шансов выжить? – Спросила она прямо.
– Если я попытаюсь сделать операцию, - так же прямо ответил доктор. – Но и здесь никаких гарантий.
– Хорошо, делайте всё, что вам нужно, чтобы подготовиться к операции.
Доктор удовлетворённо кивнул и отошёл от неё. Через несколько минут вернулись слуги, которых он посылал за носилками. Они осторожно положили на них Виктора, который даже не застонал. А жив ли он ещё? Эли сжала губы и заставила себя спокойно идти рядом с носилками и смотреть ровно, перед собой. Хотя сердце замирало от боли. Хватит! Она больше не маленькая девочка. Сейчас и от её действий тоже зависит жизнь Виктора.
Виктора положили на большой стол в гостиной, который уже подготовили для операции. Доктор раскрыл свой чемоданчик и попросил в помощники слуг, которые не боятся крови. Почти все вызвались помочь. Оказалось, Виктора любили все. От конюха, до последней судомойки. Доктор отобрал двух самых сильных слуг, а Перкинс напросился подавать бинты и инструменты.
– А теперь, госпожа герцогиня, вам тут делать нечего, - выпроводил её доктор. – Ваш покорный слуга сделает всё, что необходимо. И если будет на то Господня воля, ваш супруг будет жить.
И Эли осталась в коридоре. Бледная, дрожащая. Она не нашла ничего лучше, чем упасть на колени в молитве. Что угодно. Она сделает что угодно и согласна на всё, лишь бы Виктор жил. Операция длилась неимоверно долго. Часы в малой гостиной, куда её выпроводили, уже пробили полдень, а доктор никак не выходил. Что это значит? Сердце у Эли билось как сумасшедшее. Она с трудом уже переживала ожидание. Если через полчаса доктор не выйдет и она не услышит никаких известий, то она сама ворвётся к ним, не выдержит.