Не мешайте палачу
Шрифт:
– Допустим.
– Нет, молодой человек, допускать мы с вами ничего не будем. Судя по вашим вопросам, Геннадий Петрович сидит в купе. Так вот пойдите и скажите ему, что Татьяна Григорьевна Образцова просила его взять у меня пакет.
– Давайте пакет, я передам.
– Послушайте, у вас со слухом проблемы?
– Геннадий не может выйти. Дайте пакет мне.
– Раз он не может выйти, значит, я могу туда войти. Мы что, так и будем с вами препираться?
– Войти туда вы тоже не можете.
Тьфу ты, обругала себя Настя. Они же задержанного этапируют! Как я сразу-то не сообразила. Не мудрено,
– Послушайте, – попросила она почти ласково, – все ваши секреты я сто раз видела. Ну мне правда очень нужно сказать Веселкову пару слов. Пожалуйста, будьте так любезны.
Он улыбнулся весело и с явным облегчением. Видно, задержанный у них был тот еще фрукт, и они опасались всяких приключений. Но профессиональная выучка взяла свое.
– Позвольте вашу сумочку, – попросил он, немного смутившись, но довольно твердо.
Настя послушно раскрыла все «молнии» на сумке и протянула ему. Она понимала, что в неверном свете ночного перрона невозможно отличить настоящее удостоверение от поддельного, и парень должен проверить, нет ли у нее оружия. А вдруг она никакой не майор милиции, а преступница, сообщница и явилась освобождать задержанного дружка? И такое бывает.
– Теперь карманы, пожалуйста, – сказал он, вернув ей сумку.
Она подняла вверх руки, дав ему возможность ощупать себя. Проходящие мимо пассажиры с недоумением косились в их сторону и спешили отойти подальше.
– Пойдемте, – наконец разрешил он.
Они снова вошли в вагон. Оперативник зашел в купе, и через некоторое время вышел Веселков.
– Вы ко мне?
– Если вы Геннадий Петрович Веселков.
– Я вас слушаю…
Но теперь разговаривать, стоя в узком коридоре, стало неудобно. В вагон входили все новые и новые пассажиры, и Настя с Веселковым всем мешали. Пришлось снова выходить на перрон. Проводница глянула на них с явным подозрением. Сначала вошла, потом с одним вышла, тот ее обыскал, теперь с другим на перрон пошла… Черт знает что!
– Татьяна Григорьевна Образцова просила меня передать вам вот этот конверт. Завтра она его заберет.
– Что в конверте?
– Это имеет значение? – удивилась Настя. – Видно же, что не бомба.
– Я должен знать. Вскройте, пожалуйста.
«Все правильно, – подумала Настя. – Молодец, лейтенант Веселков. Хорошо тебя выучили. Никогда не бери никаких конвертов у незнакомых людей, если не знаешь, что внутри. Одна из сыщицких заповедей».
Она вскрыла конверт и вытащила фотографию неизвестного мужчины.
– Только вот это. Больше ничего.
– Татьяна Григорьевна знает, что с этим делать?
– Да.
– На словах ничего передавать не надо?
– Нет. Только мое огромное спасибо.
Он шагнул к окну соседнего вагона, чтобы взглянуть на фотографию при свете. Проводница шестого вагона, симпатичная толстушка, до этого о чем-то шептавшаяся с проводницей из седьмого, недовольно покосилась на них, потом вдруг ойкнула и схватила Веселкова за локоть.
– Это кто это у вас на карточке?
Веселков
– А в чем дело?
– Мне показалось, он у меня ехал недавно. Представительный такой мужчина, вежливый. Можно посмотреть?
Настя слегка кивнула, и Веселков протянул снимок женщине.
– Батюшки! – всплеснула она руками, вглядевшись в изображенное на фотографии лицо. – Да он неживой!
– Неживой, – подтвердила Настя. – Ну как, узнали вы его? Он у вас ехал, или просто похожий кто-то?
– Он. Их двое было. С ним еще такой симпатичный армянин был. Вдвоем и ехали, в двухместном купе. У меня же «СВ», спальный вагон.
Настя запаниковала. До отхода поезда оставалось всего несколько минут, сейчас эта женщина уедет, эта бесценная свидетельница уплывет прямо из рук, и теперь придется ждать, когда она снова окажется в Москве. «Красная стрела» – поезд не московский, а питерский, проводник делает ездку из Петербурга в Москву и обратно, потом отдыхает. Если бы было наоборот, это пухленькая проводница уже послезавтра утром была бы в Москве, а так…
За оставшиеся несколько минут Настя сделала невозможное, вытащив из оторопевшей проводницы массу информации, и заручилась ее твердым обещанием позвонить, как только та окажется снова в Москве. Поезд тронулся, проводница стояла в тамбуре и захлебываясь продолжала рассказывать о запомнившихся ей пассажирах, а Настя сначала быстро шла, потом уже бежала рядом, боясь пропустить хоть слово. Она и не подозревала, что может так быстро бегать.
– Позвоните! – крикнула она вслед, когда перрон кончился и бежать рядом с вагоном больше было нельзя. – Обязательно позвоните! Это очень важно!
– Позвоню… – донеслось до нее из удаляющегося вагона.
Настя с трудом восстановила дыхание и поплелась обратно. Сердце колотилось где-то в горле, во рту пересохло, ноги подгибались. Она шла по перрону и счастливо улыбалась. Похоже, что-то начинает склеиваться.
Текучку обычно не любят, на нее жалуются, говорят, что она засасывает, не дает нормально работать, заставляет заниматься скучными мелочами, вместо того, чтобы делать нужные и важные дела. Но Настя Каменская знала, что у текучки есть одно замечательное свойство: она помогала легко переносить напряженное ожидание. Если бы не множество мелких, а также не очень мелких дел, она бы, наверное, умерла от напряжения, ожидая результатов из Петербурга.
– Стасов, – предупредила она Владислава, – я не уйду с работы, пока ты мне не позвонишь. До ночи буду ждать, если нужно.
– А дома ты ждать не можешь? – съехидничал Стасов.
– Не могу. На работе легче, дела всякие отвлекают.
Дел было действительно много, потому что на каждом оперативнике висело по нескольку убийств одновременно, и в каждом деле у Насти был свой кусочек, который она должна была отработать. Один отпечаток с посмертной фотографии неизвестного мужчины она дала Мише Доценко, чтобы показывать его участникам «нефтяной» презентации, и тоже с нетерпением ждала, а вдруг кто-нибудь что-нибудь вспомнит. Дисциплинированный Михаил звонил ей каждые два часа, но сообщения его были неутешительными. Этого мужчину никто из опрошенных не видел. Правда, опрошены были пока еще далеко не все.