Не мешайте палачу
Шрифт:
О его увлечении, конечно, знал председатель, ведь это он разрешил ему посещать лабораторию. Видя, как много времени Владимир тратит на свое новое увлечение, председатель с тонкой усмешкой спросил:
– И зачем тебе это, мальчик мой? Чего ты хочешь добиться?
– Ничего, – с открытой улыбкой ответил тот. – А вдруг пригодится? Например, ключ от сейфа потеряю. Тогда можно будет его автогеном не взрезать и мастеров не вызывать, я его взглядом открою.
И они оба дружно и весело расхохотались над простенькой шуткой. Председатель был человеком изысканным и большим интеллектуалом, даже писал стихи, но юмор предпочитал простой, бесхитростный и без двусмысленностей. Володина
А потом председатель создал управление для оперативной работы в странах социалистического лагеря. И одним из первых, кого он решил назначить на работу в это управление, был, разумеется, Володя.
– Выбирай, в какой группе ты хотел бы работать, в венгерской или в чешской. – Председатель широким жестом предложил новоиспеченному майору выбор, демонстрируя свое великодушие и дружеское расположение. – Ты оба языка знаешь как родные.
Владимир попробовал отшутиться. Предложение было неожиданным и по своей сути очень ему не нравилось. Но председатель проявил настойчивость и даже резкость.
– Но поймите же, – начал горячиться Владимир, – я не могу этого делать. Я не могу работать против людей, на коленях у которых я вырос. Это же родители моих школьных друзей, они меня знают чуть ли не с пеленок, я ходил к их детям на дни рождения! В конце концов, это же друзья моего отца!
– Твой отец, царствие ему небесное, тоже работал, а не дружил с этими людьми. Пришло время тебе это понять, сынок. Они – католики, а это значит, у них другое мышление, и они вполне могут в любую минуту стать нашими врагами. Твой отец никогда об этом не забывал. Именно для этого он отдал тебя не в посольскую школу, а в венгерскую, в городскую, чтобы через тебя завязать с ними знакомства, войти в их среду и ввести туда других наших сотрудников. Ты должен продолжить дело своего отца.
– Почему же другие работники посольства не отдавали своих детей в городские школы? – недоверчиво спросил Владимир. – Почему они так не делали, если это так важно для общего дела?
Председатель усмехнулся, но совсем незаметно, краешками губ.
– Потому что их дети тупы, ленивы и нелюбопытны. Их дети не имели способностей к языкам и не выучили венгерский, поэтому они могли учиться только в русской школе при посольстве. А ты от природы был способным, ты всегда легко учил иностранные языки. Когда мы с твоим отцом это заметили, мы решили это использовать. Надеюсь, ты на нас не в обиде, сынок? Ты же был благодаря этому единственным посольским ребенком, который мог разгуливать и разъезжать по городу и окрестностям без всяких ограничений, ты ходил в гости к своим многочисленным друзьям и подружкам, тогда как все остальные могли выезжать или выходить только с родителями и на машине, а подавляющее большинство времени просто сидели за забором, окружавшим посольство. Ты, в отличие от них, действительно прожил детство и юность на Западе, в полном смысле этого слова. Не пора ли расплатиться за этот подарок, дружок?
– Пожалуйста, прошу вас… Не заставляйте меня. Назначьте меня в любую другую группу, я готов работать по любой стране. Только не Венгрия и не Чехословакия.
– Или Венгрия, или Чехословакия, – холодно ответил председатель. – Выбирай.
Все сжалось у него внутри от горечи и ненависти. Они сделали его заложником своих игрищ, когда он еще на горшке сидел. И хотят теперь выжать из этого все, до последней капли. Ненависть жгла изнутри глаза, ладони, лоб, она рвалась наружу, она проедала кожу и изливалась через поры. И он поднял глаза и посмотрел на председателя. Всего несколько секунд. Но этого оказалось достаточно.
– Я не буду работать ни
Ничего не случилось, земля не разверзлась, гром не грянул. Его даже не уволили. Председатель больше его не вызывал и ничего не предлагал.
Спустя три месяца Владимир дежурил по управлению, когда позвонили из госпиталя КГБ и попросили прислать офицера, знающего иностранные языки. Оказалось, «Скорая» привезла мужчину, которому стало плохо на улице, похоже, его сильно избили, но документов у него нет, по-русски он не говорит, а по виду и одежде понятно, что с Запада, а не с окраин великого, могучего и многонационального СССР. Ответственный дежурный послал Владимира съездить и разобраться.
В госпитале его провели в приемный покой и попросили подождать. Буквально через минуту ворвались трое здоровенных бугаев, заломили ему руки за спину, стянули брюки и, обнажив ягодицы, вкололи лошадиную дозу аминазина. С этого в те времена принято было начинать работу с больными, находящимися в состоянии психопатического бреда, общественно опасными и буйными.
Через несколько дней врач счел, что вколото уже достаточно и с больным можно и поговорить.
– Почему я здесь? – в ужасе спрашивал Владимир. – Произошла какая-то ошибка, ужасная ошибка, уверяю вас. Вы меня приняли за кого-то другого.
– Ну как же за другого, – приторно-ласковым голосом говорил врач. – Ведь вы…
И он, заглядывая в карту, назвал фамилию, имя, отчество, год рождения Владимира, его домашний адрес и телефон, его звание и должность в КГБ.
– Да, это я, – растерянно признавался тот. – Но почему, за что? Что случилось?
– Голубчик, вы сидели на работе, смотрели на сейф и говорили, что пытаетесь открыть его взглядом. Согласитесь, это не может считаться нормальным поведением. Разумеется, вы больны, и мы будем вас лечить.
Больше Володя уже не спрашивал, что случилось и почему он здесь. Председатель легко и непринужденно расправился с ним за неподчинение, за детскую попытку морализаторства. И за тот последний взгляд, от которого многоопытного председателя кинуло в жар, и ноги и руки налились свинцовой тяжестью, и вдруг захотелось сказать:
– Конечно, сынок, работай по Китаю. Хорошая страна. А на Венгрию и Чехословакию мы найдем специалистов. Ты прав, не надо тебе против них работать.
В ту секунду председатель был уверен, что, если он произнесет эти слова, все сразу станет легко и просто. И так хорошо…
Это длилось действительно всего три секунды. Но председатель их не простил.
Владимир остался в госпитале. Ему было предназначено председателем выйти оттуда через несколько лет полным инвалидом, слабым и полубезумным, ничего не знающим и не помнящим. И это предназначение сбылось бы, если бы не Владимир Васильевич Булатников, который забрал Владимира из госпиталя еще до того, как его успели искалечить. Разумеется, забрал он его совершенно легально, не украл, не вывез под покровом ночи. Он просто добился, чтобы Володю выписали. Конечно же, его комиссовали по состоянию здоровья. Он перешагнул порог этого госпиталя недалеко от метро «Октябрьское поле» полным сил, здоровым преуспевающим майором КГБ, а вышел спустя три месяца никем. И ноги еле несли его, то и дело норовя подогнуться. Глаза почти не видели, из-за лекарств, которые ему кололи, у него началось отслоение сетчатки. Он был слабым и немощным. Но голова пока была в порядке, соображал он по-прежнему нормально. Правда, память стала подводить, ведь эти лекарства прежде всего по памяти бьют…