Не мир принес
Шрифт:
— Давно приехала? — спросил Васинцов, пряча пистолет под майку. Карина кивнула, не переставая вставлять в раму затвор, еще какие-то железячки, пружинки, винтики. Васинцов сел на холодную табуретку, молча достал с полки стакан и поставил перед собой. Карина глянула, быстро закончила собирать «Шершня» и, уложив его части в футляр, щелкнула никелированными замками.
— Ну, с приездом, — сказал он и выпил водку залпом.
Карина словно и не услышала, она смотрела в свой стакан и продолжала плакать, но уже беззвучно.
— Ну что случилось, Милка? — спросил Васинцов, беря табуретку и пересаживаясь
— У них были дети, Генка, понимаешь, дети. Маленькие, беспомощные. А мы их в упор…
Больше ничего путного в эту ночь он от Карины не добился, хотя они просидели за столом почти до рассвета. Когда за окном стало светлеть, она ушла в ванную, долго там плескалась, а вернувшись в спальню, укрылась с головой одеялом и почти сразу заснула.
Но Васинцову доспать так и не дали, едва он задремал, запищала «мобила».
— Да что они, сговорились, что ли! — выругался Васинцов, снова глядя на часы. — Полседьмого! И это в воскресенье!
Звонил Одинцов.
— Рапорт твоей Карины удовлетворили, — сухо бросил он.
— Какой рапорт? — удивился Васинцов.
— Сам у нее спроси. В общем-то она права, не бабье это дело… В общем так, Карина переводится в твою группу.
— А что она будет на «объекте» делать?
— Забудь про объект. Ваша группа получает специальное задание, будете «вести» отца Иоанна.
— Что, этого попа?
— А чем он тебе не нравится? В общем так, собирай группу и вперед, к девяти он тебя ждет.
— Как к девяти? Сегодня же воскресенье, выходной…
— В гробу отдохнем…
— Ну и юмор у вас, товарищ полковник.
Васинцов едва поспевал за отцом Иоанном. Этот сухощавый, в общем-то уже пожилой человек довольно бойко перебирал ногами, и майор, чтобы не потеряться меж этих бесконечных рядов спеленатых, как новорожденные, людей, пару раз даже сбился на бег. Сколько же их здесь? Сотни? Тысячи, десятки тысяч? Длинные ряды взрослых младенцев, мужчин и женщин, спят, гримасничают во сне, сопят… Нет, спят не все.
— Батюшка, отец родной, — раздалось из одной «люльки». — Не могу больше, дай прощение…
— Бог даст, — отмахнулся отец Иоанн, но все-таки свой галоп чуть унял и даже осенил несчастного крестным знамением.
— Тяжелые здесь, — пояснил неведомо откуда взявшийся молоденький санитар в белом халате с закатанными рукавами, — суицидники. Вам, уважаемые, кого?
— Гнашевича Роберта Вениаминовича, — по бумажке прочел отец Иоанн.
— Гнашевич, Гнашевич, — потер лоб рукой санитар, — Роберт Вениаминович Гнашевич. Нет, тут такого нет.
— И что, вы всех тут помните? — подивился Васинцов.
— Ну не всех, конечно, но многих. Нам же приходится их исповеди покаянные выслушивать, такого уж наслышались…
— Сашенька, голубчик, будь добр, разузнай, где нам господина Гнашевича найти?
— Сей момент, батюшка, — и санитар, поклонившись, удалился в сторону комнаты дежурного.
— Вы его знаете? — удивился Васинцов.
— Я всех своих учеников помню!
Васинцов понял, что работа отца Иоанна начинала приносить плоды. Обычный человек среди этих близких к помешательству людей и дня бы не выдержал. Саша вернулся довольно быстро.
— Святой отец, Гнашевич в палате для очень тяжелых. Туда вход посторонним запрещен, но я вас проведу.
— Уж проведи, голубчик, сделай милость. Очень надо.
Следуя за Сашей, они прошли какими-то длинными коридорами, через посты охраны, поднимались по лестницам и спускались в подвал. Наконец суровый охранник в бронежилете дал им расписаться в толстой книге, сухо сообщил, что администрация ответственности за их жизнь и безопасность не несет, и, повернув большое железное колесо, как на подводных лодках, не без труда отодвинул тяжелую дверь.
Васинцов уже не снимал руку с кобуры. А зачем, зачем опускать, чтобы она автоматически сама снова прыгнула на кобуру? Это были уже не просто зверьки, это были настоящие звери, в большинстве своем полуобнаженные, заросшие шерстью, с мощными клыками, с острыми когтями, заменившими ногти. Видимо, процесс этот был довольно болезненным. Васинцов своими глазами видел, как молоденький врач делал крупному рыжему самцу укол и удалял под наркозом уже начавший отслаиваться ноготь, из-под которого выпирал розоватый когтище. Зверь ойкнул, но тут же горячо поблагодарил доктора и, поглаживая замотанный бинтом палец, предложил партию в шахматы. Врач не отказался. Эту сцену Васинцов мог наблюдать, потому что внимание отца Иоанна привлек высокий зверь в вольере напротив, святой отец вообще часто останавливался, говорил с санитарами, сидевшими в узких нишах между «вольерами», что-то записывал в блокнот и шел дальше.
Васинцов не мог отделаться от мысли, что они идут по большому аквапарку — стенки камер были из толстого пуленепробиваемого стекла, и находившиеся в них люди-звери смотрели на них с разными эмоциями, некоторые с интересом, большинство же — совершенно равнодушно. Он вспомнил старый фильм про доктора-людоеда и подумал, что очень похоже…
В одном из «аквариумов» Васинцов неожиданно заметил семейную пару, два зверя сидели, обнявшись, на диванчике перед телевизором и увлеченно смотрели что-то из мира животных. Еще больше Васинцов удивился, заметив и третьего обитателя вольера — молодую самку, она устроилась на мягкой циновке у ног «хозяина» и нежно поглаживала его лапкой по бедру.
— Отец Иоанн, вы знали обо всем этом? — спросил Васинцов, снова нагоняя священнослужителя.
— Догадывался.
— Значит, кроме нас, работает несколько групп типа «ГРИФ»?
— Естественно, но вы, кажется, лучшая. По крайней мере наиболее эффективная.
— И все они сдают пойманных зверей сюда? Наши тоже здесь?
Отец Иоанн остановился и удивленно посмотрел на Васинцова:
— Звери, где вы видели зверей? Вы что, так еще ничего и не поняли? Это больные, они добровольно здесь. В любой момент они могут выйти. Теоретически, конечно. Потому что там, наверху, их ждет довольно незавидная участь. Те, что ловите вы, — взбесившиеся особи и подлежат полной изоляции или уничтожению. А эти люди, я подчеркиваю, люди, ничего противозаконного не совершили. И торкает их, обратите внимание, гораздо реже, а некоторых вообще не торкает.