Не могу больше
Шрифт:
Желудок скрутила неожиданно подступившая тошнота.
— Вы чудовища. Вы оба — чудовища, — прошептала Мэри, с ужасом глядя на мать.
Та вернулась к дивану и устало опустилась на его мягкое шелковое тело.
— Да, мы чудовища. И как это нам удалось произвести на свет такого светлого ангела, как ты? Ангела-убийцу.
Мэри вскрикнула и задрожала. Сознание медленно угасало, но страшным усилием воли она взяла себя в руки — отключаться было нельзя.
— Я не убивала.
Все эти страшные три года она по кусочку стирала
— Не убивала… — повторила она еле слышно.
— Убивала. Ты и пришла в этот мир, чтобы убивать.
– Мать безжалостно наносила удары. — Беленькая, чистенькая девочка с пылающим факелом ненависти в руках.
— Прекрати!
— Ты убила отца, потому что он перестал соответствовать твоим ханжеским догмам. Ты покарала преступников, сожгла. Ты себя сожгла! Ты спалила себя дотла — и свою ядовитую душу, и свое пустое тело!
Эти слова прозвучали для Мэри как самое страшное на Земле проклятье. Она сжалась в дрожащий комок, словно за словами сейчас непременно последуют удары.
Но мать откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
— Это… — Мэри так хотелось сказать хоть что-то, лишь бы молчание матери не было таким… прекрасным и справедливым.
Но это же безумие!
— Они трахались у тебя под боком.
— Они любили у меня под боком. Уйди, ты мне противна. Все эти бесконечные три года я содрогалась от одного только вида твоей… праведной чистоты.
— Ты не боишься, что твой новый муж сделает то же самое? — Мэри было необходимо, чтобы последнее слово осталось за ней.
Мать посмотрела на неё с насмешливой жалостью. — Я уже ничего не боюсь. Всё самое страшное в моей жизни уже случилось.
*
Мэри осталась одна.
*
Полгода она жила, не замечая происходящих вокруг перемен: пыльных, запущенных комнат, заросшего и одичавшего сада. Ей было все равно.
О матери ничего не было слышно, и Мэри догадалась, что та уехала из Англии навсегда. Во всяком случае, именно это подсказывало Мэри её надорванное сердце.
Она ни с кем не встречалась, ограничивая свои передвижения поездкой в магазин и обратно, не отвечала на звонки недоумевающих подруг, и вскоре о ней все забыли. Мир слишком многогранен и ярок, чтобы интересоваться судьбой добровольной затворницы.
В один из дней Мэри выгребла из сейфа всю имеющуюся наличность, прикинув, что хватит ей этого надолго, и уехала в Лондон, поклявшись никогда не возвращаться в прекрасную Камбрию.
Счетом, открытым отцом на её имя, она так же поклялась не воспользоваться даже под страхом голодной смерти.
В Лондоне Мэри довольно быстро нашла жилье у милой говорливой старушки, привязавшейся к хрупкой печальной девушке всем своим одиноким сердцем.
Учиться Мэри не захотела. Зачем? Что нового она узнает в университетах?
О
Закончив двухгодичные курсы офисного работника*, Мэри устроилась на работу в небольшую, но достаточно прочно стоящую на ногах компанию, где и познакомилась с Тимом, жизнь которого потом безжалостно и быстро разбила.
*
Эту парочку она заприметила сразу.
Жизнь зло надсмехалась, вновь «подбросив» ей двух неразлучников: веселого рыжего Тима и его низкорослого, вечно насупленного дружка.
А может быть, это была кара, что наконец-то её настигла?
Но Мэри и сама уже научилась карать…
То, что эти двое — любовники, не вызывало сомнений. Да они этого и не скрывали, демонстративно не отлипая друг от друга ни на минуту, благо рабочие столы находились рядом, на расстоянии шага.
Тим балагурил, беспрестанно подшучивая над Робертом, но было очень заметно, что все его действия носят провокационный характер. Он беззастенчиво вызывал молчаливого Роберта на только им одним понятную битву…
Роберт отмахивался, ворчал, но глаза его были наполнены таким обожанием, что Мэри выворачивало наизнанку. Глаза Тима излучали откровенную сексуальную жажду и бесстыдно оглядывали крепкую, ладную фигуру любовника с головы до ног.
Мэри сразу же поняла, что перед нею без памяти любящий и снисходительно любовь принимающий. Роберт любил, Тим желал, и пока это выглядело полной гармонией.
Но она не сомневалась: насытившись запретным сексом, утолив запретную страсть, наигравшись в парию, насладившись косыми взглядами окружающих, Тим охладеет к Роберту и легко переключится на новое, свежее и пока ещё неизведанное.
Ей понадобилась неполная неделя общения с Тимом, чтобы понять — он не гомосексуалист. Роберт влюбился без памяти, любопытный и жадный до всего нового Тим уступил, не в силах отказаться от столь необычного приключения.
В одном лишь Мэри ошиблась — чувства Тима к Роберту были гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд. Когда после их с Мэри свадьбы Роберт уехал, Тим затосковал отчаянно и безысходно, и эта тоска не покинула его до самой последней минуты, превратив вчерашнего самоуверенного насмешника в сломленного неудачника.
*
Мэри решила соблазнить легкомысленного Тима, разбив этот отвратительный, гнусный союз.
Её оглушала первобытная ненависть — всюду, всюду эти уроды, целующие друг друга в порочные губы, делающие друг с другом тошнотворные мерзости в своих грязных вонючих постелях.
Она была очень хорошенькой, и прекрасно осознавала свою хрупкую, нежную силу. Яркая чернота её окрашенных, но по-прежнему необыкновенно пушистых волос изумительно сочеталась с зеленью глаз и прозрачностью светлой кожи; ямочки на щеках придавали детскую беззащитность; откровенные намеки на нетронутую невинность превращали в объект повышенного интереса.