Не мой вариант
Шрифт:
– Как я погляжу, все под контролем. – Я стараюсь не вникать во внутренние проблемы клуба. Я приобрел его как вложение средств. Абсолютный приоритет для меня – футбол. – Еще что-нибудь? – Хочу сосредоточиться на ее словах, но могу думать только о том, не обожжет ли Жизель ступни о раскаленный асфальт и нашла ли она уже Тофера; еще меня не отпускает недоумение. Чем вызваны повторяющиеся звонки отца? Я бы ответил ему раньше, но не мог себе позволить перестать наблюдать за Эйденом. Джек четко распорядился не подпускать его к Жизель. Именно поэтому я и вмешался.
– После
Я решаю проблему за три секунды.
– Теперь старший менеджер – ты. Надо было тебя назначить сразу после его увольнения. Найми вместо себя бармена. Вопрос снят.
Она радостно и гордо сверкает глазами.
– Ничего не выйдет. Весь клуб я не потяну. У меня даже нет диплома по бизнесу!
– Ты умная, работящая, тебя все уважают. Действуй! Хватит, возвращайся к работе.
Я уже намерен продолжить преследование Жизель на парковке, но Селена прыгает мне на шею и крепко обнимает. Поднос падает на пол, она болтает ногами в воздухе. Я хлопаю ее по спине.
– Да, вот такая между нами любовь…
– Даже не знаю, что бы я делала, если бы ты не устроил меня сюда. А ты уже меня повышаешь… Я что, выиграла в лотерее? – Она чмокает меня в щеку. – Какая теперь у меня зарплата?
Жизель уже, наверное, далеко. Я вздыхаю.
– Что ты сама предлагаешь?
– Столько же, сколько получал Ренди, плюс десять процентов.
– Плюс два. У Ренди был опыт. Он заправлял в трех других местах, прежде чем наняться сюда.
Она кусает губу.
– Плюс пять, и я еще сегодня нанимаю новых официантов и нахожу лучшего во всем Нэшвилле старшего бармена. Сам знаешь, я могу.
Я ухмыляюсь. Она действительно незаменимый работник.
– Три процента прибавки, и ступай уже.
Она смеется, делает пируэт и бежит к стойке.
Снова звонит мой сотовый. Я зажимаю туфли Жизель под мышкой и достаю телефон из кармана. Нажимаю зеленую кнопку, надеясь услышать голос отца. Но это не он.
– Как только ты там появишься, все сразу начнут тебя снимать. Люди обожают драмы, особенно в жизни знаменитостей. Все твои дела будут рассматривать под микроскопом, – говорит Лоренс, когда мы вылезаем из машины.
– Знаю, – отвечаю я. С самого колледжа я нахожусь в свете рампы, просто Лоренс – неукротимый болтун.
– Лучше бы ты не заезжал в этот квартал на такой тачке. Слишком заметная, привлекает воров.
Я кошусь на красную «Мазерати», мою любимицу и гордость. Управляя ей, я всегда вспоминаю, какой большой путь проделал после бедного детства в Калифорнии.
– У нее есть имя – «Красненькая».
– Сексуально!
Я ухмыляюсь.
– Твой костюм от Тома Форда за пять тысяч баксов тоже виден за милю. «Сюда, вытащите у меня бумажник!» – надрывается он.
Он
– Уже не верится, что мы с тобой и Джеком зависали здесь, когда учились в колледже. Столько энергии – и никакого похмелья! С ума сойти! С тех пор я успел состариться, развестись, стать плательщиком алиментов. Черт, как же я тоскую по тем денькам! А ты?
– А я нет. – Я не скучаю по колледжу. Однажды мы выиграли национальный чемпионат, было дело, этого я стараюсь не забывать, но к приятным воспоминаниям подмешиваются горькие – из-за Ханны.
Он вздыхает. Мы останавливаемся на Уилбур-стрит, перед баром Рикки. Отсюда всего несколько кварталов до стадиона и до моего дома.
Я натягиваю на голову капюшон толстовки, надеваю темные очки. Лоренс щурится.
– Предлагаю последний раз: я схожу за ним сам, ты посиди в машине. Никто не узнает, что вы с ним родня.
Я отмахиваюсь.
– С тобой он не пойдет. Так будет только хуже.
Мы вваливаемся в бар. Там все как обычно: липкий пол, залитые пивом стены, длинная стойка с красными табуретами, старые люстры на потолке с желтыми подтеками. Помещение распланировано с перспективой возникновения беспорядочной пальбы: здесь целых четыре выхода. В одну дверь вошли мы, другая прячется в темном коридоре с отталкивающими уборными, за бильярдными столами, третья в кухне, четвертая – в кабинете владельца, если он себе на уме. Я тяжело вздыхаю. В местах, вроде этого, прошли мои подростковые годы: я мыл посуду, скреб полы, выносил мусор. Отец держал бар, потом разорился; остаток жизни он только и делает, что шатается между питейными заведениями, упорно попадающимися на его пути.
В этом воняет потом, жирной жареной картошкой и дешевыми духами. Трое мужчин играют в бильярд, две пожилые женщины пьют пиво по соседству с музыкальным автоматом, скулящим голосом Тэмми Уайнетт, на нескольких табуретах утвердились задницы, по бару бродят неприкаянные выпивохи.
Мы подходим к стойке, не вызывая интереса ни у кого, кроме пожилого бармена. У него седая борода, очки, обтянутое рубахой брюхо и шляпа с эмблемой команды «Нэшвиллские Тигры». Он – наш болельщик; остается гадать, хорошо это или плохо.
Наклонившись к нему, я тихо спрашиваю:
– Это вы звонили насчет Гарретта Уолша?
Он отставляет стакан, который протирал, кивает и указывает на темный коридор.
– Полчаса назад он пошел в туалет и там застрял. Вы его сын?
Я с гримасой разглядываю трещины на потолке.
– Ага.
Он трясет мне руку.
– Рикки Бернс. Мне нравится, как вы бегаете с мячиком. Я нашел в его телефоне твой номер. – Он достает из-под стойки потрескавшийся телефон. – Он оставил его включенным, вот я и позвонил последнему, кому звонил он. Понял, что это вы, только когда увидел имя. – Он хмурится. – При всем уважении, сынок, его мы больше здесь видеть не хотим. Он распугивает спокойных клиентов и задирается. Пытался затеять драку с бильярдистами. Увижу его снова – вызову копов.