Не мой вариант
Шрифт:
– Раз так, я требую спиртного.
– Это Божий день.
– Хотя бы шампанского. Иисус меня понял бы.
– Хорошо, – говорит она после паузы.
Я смотрю на телефон, как будто жду, что сейчас из него вылезет моя матушка о двух головах. Она и компромисс?..
Я вздыхаю, скрежещу зубами.
– Я не буду наряжаться.
– И не надо, милая, – воркует она победным тоном. – Оденешься, как всегда. Как всегда, прекрасно.
Ну, конечно, ведь у меня с ней одинаковый стиль.
– Ну, гляди у меня!
– Ты у меня воспитанная девочка, не то что
Я ухмыляюсь. Елена – моя полная противоположность: удрала учиться в Нью-Йорк (лишь бы сбежать с Юга), путешествовала по Европе, потом, вместо того чтобы стать врачом, заделалась библиотекаршей, а кем оказалась? Модельером сексуального нижнего белья. Она – бунтарка, а я так, в запасе. Мать уверена, что я никогда не оступлюсь, но в последние дни я балансирую на канате и не знаю, в какой момент упаду – и куда. Я со вздохом сообщаю матери о ЦЕРН, и она не может скрыть облегчения. Она не хотела, чтобы я даже пыталась. Хотя бы один человек доволен!
Немного погодя, успокоенная вином, я возвращаюсь к теме дня рождения.
– Ты пригласила Девона?
Нам больше не мешают посторонние голоса: она выключила телевизор.
– А надо?
Как бы мне не раздавить телефон в кулаке!
– Я просто прикидываю, сколько будет народу.
– Ты виделась с ним после свадьбы Елены?
Мне не нравится ее тон: такое впечатление, что она ставит галочки в списке.
– Только мельком. – Бесстыжая ложь, но с благовидной целью: не хочу говорить о Девоне и обо всем, что с ним связано.
– Он тебе не подходит, милая. Он из Калифорнии.
Это звучит так, словно он сидел в тюрьме. Я закатываю глаза.
– А серьги? Ладно бы одна, а то целых две!
– Я умею считать.
– А татуировки? Боже!
Неудивительно, что я скрываю от нее результат своей жалкой попытки что-то вытатуировать на своей персоне.
– Он плейбой, – продолжает она. – Помнишь девушку на свадьбе? Едва проглядывала из-под слоя макияжа.
– Все женщины разные, мама. Не суди нас строго.
– Да, вас нельзя валить в одну кучу. Тебе нужен земляк и детишки.
Я выдыхаю.
– Забудь про него. Скоро увидимся… – Не давая ей сказать еще что-то, я выпаливаю «люблю тебя» и вешаю трубку.
Падаю на диван, наливаю себе еще вина. Достаю свою тетрадку, нахожу список целей и записываю еще одну, в столбике под «Поехать в Швейцарию», «Долой девственность» и «Написать фантастический роман»: «Купить платье, едва прикрывающее задницу».
Близится полночь, а я продолжаю мучить клавиатуру. На мне мои любимые шорты – бывшие джинсы – и маечка. Я вслушиваюсь в рокот приближающейся летней грозы, сулящей волну свежести. Стоит мне выбежать в кухню за водой, как гаснет свет. Квартира погружается в темноту со светлым пятном – моим ноутбуком. То ли дело в грозе, то ли кто-то въехал в ближнюю трансформаторную будку. Фокусы с напряжением – нечастое явление: не припомню ни одного раза за все полтора года, что здесь живу.
Выглянув в окно, я убеждаюсь, что остальной город залит светом. Нахожу в кухонном ящике фонарь,
Я замираю на месте. Миртл упоминала неполадки со свечами в подвале…
Я выхожу из ступора и, пытаясь преодолеть страх, рывком распахиваю дверь. Обходится без угрожающего треска и без языков пламени, но в нос заползает запах гари. Вокруг моих ног и у лестницы вьется дым, у меня падает сердце, хотя дым пока еще не густой.
Инстинкт одерживает верх, я захлопываю дверь, чтобы больше не впускать дым в квартиру, и несусь вниз по лестнице, прыгая сразу через три ступеньки. Я так тороплюсь, что оступаюсь на бегу и шлепаюсь на лестничную площадку, отбиваю себе задницу, но, не замечая боли, вскакиваю. Вот и дверь в холл третьего этажа, на котором живет Миртл. Я распахиваю и эту дверь. Здесь дым гуще, он поднялся уже на два фута от пола и густеет с каждой секундой. Я прикрываю лицо майкой. Выкрикивая имя хозяйки, я молочу по дощечке на стене бронзовым молоточком.
Я прерывисто дышу и считаю, сколько раз луплю кулаком в дверь, разочаровавшись в молоточке. Счет доходит до полутора десятков, крича «Миртл», я сорвала голос.
Под отвратительные звуки сработавшей наконец на дым сигнализации, усугубляющей мой ужас, она открывает дверь.
– Слава богу! Наверное, это пожар. Дым валит из вентиляции снизу! – Боюсь, мое бормотание нелегко разобрать. Я хватаю ее за руку. – Где Пуки?
– Что?.. – Вид у нее растерянный, не иначе, она крепко спала. Халат расстегнут, ноги босые.
С шумом срабатывают разбрызгиватели на потолке. Она установила их на этажах много лет назад.
– Миртл, пожар! Найдите собаку!
Она бледнеет и неуверенно покачивается.
– Не может быть! Электрик клялся, что…
Я кладу руки ей на плечи и понижаю голос для большего внушения.
– Действуйте, Миртл. Где ваша собачка?
– В моей постели. – Она указывает пальцем себе за спину, но при этом выходит в холл и дико озирается. Я оставляю ее стоять, вбегаю в квартиру, сгребаю с подушки бурый комок шерсти и прижимаю к себе. Хватаю на бегу сумочку Миртл и ее палку. Наша противопожарная сигнализация подключена к службе 911. До приезда пожарных остаются считаные минуты. Я уже напрягаю слух, но еще рано. Миртл забирает у меня Пуки и отчаянно медленно тащится за мной. Я гоню ее к лестнице и в приказном порядке заставляю спускаться.
– Только аккуратно, по одной ступеньке! Вот так, молодчина, отлично! – Но меня снова накрывает ужас. – Новый жилец! – Если на первом этаже пожар, ему у себя совсем несладко. – Не открывайте двери на его этаж! – прошу я хозяйку, размышляя вслух. – Чтобы не получилось обратной тяги.
– Что?! – кричит она, бледная, как полотно.
Где-то полсекунды я готовлюсь объяснить, что причиной обратной тяги может послужить вторжение кислорода в зону пожара, где кислорода нет; это усиливает процесс горения и приводит к взрыву углерода и столбу черного дыма, от которого никому не поздоровится… Но на объяснения нет времени.