Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Даже гордость меня бы не спасла от этого, но понимание, что Андрей еще ни одно свое решение не изменил, ставило крест на этом порыве. Я абсолютно точно знала, что если приеду, то в лучшем случае меня ждут запертые ворота и немой дом, такой же пустой, как гудки в трубке, летящие в никуда.
Еще несколько часов я сидела на полу рядом с открытой дверью и смотрела как в кухонном окне светлеет, слушала, как начинает ездить лифт в подъезде, как люди идут на работу, выгуливать собак, матери вывозят со скрипом коляски из квартир.
А потом настал сороковой день после смерти мамы, и я встала.
Отнесла свои вещи в комнату, сменила постельное белье на кровати. Смахнула пыль со стола и положила туда ноутбук. Нашла в шкафу черные джинсы и футболку. Пришлось отпороть с нее стразы, изображающие сердечко, но монотонная работа мне принесла неожиданное облегчение.
Сходила в мамину спальню и нашла ее огромные, на половину лица очки. Я так над ними смеялась, помню! Теперь они мне пригодились.
На кухне в шкафу отыскала бутылку водки, убрала в матерчатый рюкзак и вышла на улицу, сжимая в руке ключи и карту. Зашла в супермаркет и купила там блины. Почему-то помнила только, что поминают блинами. И цветы в ларьке. Не стала ничего говорить, просто вышла с букетом и сломала лишнюю нечетную розу в руках.
Наверное, надо было позвонить маминым подругам, но никого из них я не любила, да и не знала толком. Они меня тоже не торопились искать все эти дни, так пусть катятся к дьяволу.
Андрея на кладбище не было.
Отчим и мама были похоронены рядом. Хоть и на разных участках. Наверное, он как-то это сумел провернуть.
Я сидела на рыхлой земле, пила водку из горлышка и закусывала блинами.
Мама улыбалась со старой фотографии, я ее помнила, я сама ее снимала в парке.
Розы пахли противно и сладко. Идти мне было не столько некуда, сколько незачем.
АНДРЕЙ
Ярость смыла остатки дурмана, прочистила мозги до кристальной ясности.
Кровь понеслась по жилам, закипая от бешенства. Какая-то тварь посмела наложить свои лапы на МОЕ!
Меня накрыло прозрачной чистотой мыслей, они неслись быстро, быстрее обычного. Все вокруг было словно промыто спиртом. До скрипа, до правды.
Я знал, что должен сходить с ума, но все эмоции легко контролировались. И хотя я понимал, что по сути сейчас должен быть не в себе, это совершенно не мешало действовать хладнокровно. Не забывая, впрочем, скормить моим бешеным зверям в душе достаточно мяса и напоить их кровью.
Нравится долбиться в жопу? Устрою, я мастер. Но есть один нюанс…
Мой желтоглазый хищник внутри облизнулся и зажмурился, наслаждаясь агонией жирного ублюдка. Луценко не девочка, жалеть мне его смысла не было, как и называть происходящее сексом. Это было унижение от и до. Жестокое, кровавое и болезненное, без примесей. Не такое сладкое, как когда мучаешь девочку, но зверю ярости понравилось даже больше. Месть накормила его так надолго, что мне было даже лень притапливать мудака в дерьме. Но это было необходимо, чтобы обезопасить себя. Он теперь и близко не подойдет к моему дому.
Дальше надо было разобраться в себе.
Потому что когда дело было сделано, мой кристально-чистый разум подкинул мне серьезный вопрос.
Что для тебя Лиза?
Кто она тебе?
Дерзкая названная племянница, на которую стоит так, что яйца лопаются и хочется иметь ее с утра до ночи, растягивая все ее дырочки до предела, насаживая на себя, выдалбливая до воя и судорог, выворачивая наизнанку болью, унижением и похотью?
Богиня, спасительница, светлейшая душа, которую хочется целовать, на которую хочется молиться, чей свет несет мне очищение, чьи слезы драгоценные камни, а стоны удовольствия возносят меня к таким небесам, что никакой наркоте не снилось?
Или?
Со звенящей от ясности головой было приятно даже вести машину по ночному городу. Наслаждаться мельканием огней, подпевать попсе по радио, с удовольствием разглядывать стройные ножки вечерних любительниц погулять.
Сначала я приехал в обычный студенческий клуб, где всегда можно снять свеженькую девку лет двадцати за пару коктейлей и небольшую сумму «на такси». Я часто здесь бывал, когда мне просто хотелось опустошить яйца без извратов. Нищие студенточки прямо от входа пасли мои часы и дорогие рубашки. Дальше оставалось только сидеть у стойки и выбирать из богатого каталога свежего мяса. Хочешь бледную блондинку с крошечными сисечками? Брюнетку с пухлыми губами и обширным задом? Рыжую с выскакивающими из футболки буферами и острым язычком? Да хоть лысую в татухах или с зелеными волосами и пирсингом! Любой размер груди и задницы, любой рост, цвет волос, глаз, длина ног, рост… выбирай. С ними будет скучно, их максимум это почмокать членом, не взяв его даже до половины, никакого анала, никакого удушения, а наручники это сразу досвидос.
Зато стоят еще сиськи, не залиты губешки и счетчик не успел пойти на вторую сотню.
Если меня так тянет на Лизку, то может ее заменит похожая свежатинка?
Я даже вытащил с собой одну синеглазую с наивной косой до лопаток. Она смущалась и явно была тут чуть ли не впервые, аж из угла пришлось вытаскивать и пока вел к машине, она все оглядывалась на подружек.
Трахнул ее пальцами, прислонив к дверце, даже не сажая внутрь. Механически, не вникая. Она стонала, кусая розовые губки, смотрела на меня мутными и уже влюбленными глазами, готова была на все, даже упала здесь же на колени, копаясь руками в ширинке, но я поднял ее обратно, сунул пятерку в потную ладошку и сел в машину.
В закрытом клубе меня выцепили еще на входе. Сразу позвали на групповушку, посулив кнут и любительницу «почернее». Но порка меня не интересовала совсем. Лизу я любил мучить наживую, без девайсов и заменителей. Только естественная боль от того, что входит в ее тело. Так что качнул головой и прошел дальше.
Где-то там, в задних комнатах должны были быть привязаны рабыни на сегодня, которые позволили бы сделать то, что я хотел. Хотя я уже знал, что результат получу тот же, что с синеглазой, но проверить надо было.
Помучить красоточку по полной программе. Засадить поглубже, потерзать измученную плоть, услышать крик боли, переходящий в крик наслаждения.
Но пока я шел через весь клуб, отмахиваясь от предложений и только стаскивая рубашку, чтобы хоть как-то соответствовать дресс-коду, я уже и без экспериментов понимал, что раз меня не возбуждают ни затянутые в причудливые веревки пухлые девочки, которых мне так нравилось насаживать на себя, пока они болтались, подвешенные к потолку, ни ползающие по полу рабыньки в ошейниках, ни даже выставленные на козлах широко раскрытые шлюшки с розовыми внутренностями, шансов на то, что внезапно торкнет самый жесткач оставалось все меньше.