Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Но сейчас меня заинтересовала другая часть тела.
— В зад? — Спросил я, с улыбкой наблюдая, как она прикусывает губу и отворачивается в смущении.
Я больше не хотел ее так.
Мне всегда нравился анальный секс, драть в жопу визжащих телочек, накачивая спермой их накачанные попки. Это унижало их, спускало с небес на землю. Как они потом бегали, переваливаясь, и вздрагивали, когда садились. Нравились их слезы и сопли, их сопротивление. Нравился страх, когда я только начинал поглаживать задний вход, а они уже все сжимались.
Сами ощущения не очень, в пизде было глаже и слаще. Но все навороченное вокруг ануса наполняло кровь темным порочным удовольствием.
Поэтому я больше не хотел такого для той, кто меня спасла. Она сияла ярче, когда ей было хорошо, а не больно или страшно. И ее свет был мне милее удовольствия от унижения.
— Иди сюда, — сказал я, вытаскивая из-под Лизы ладонь. — Встань на четвереньки и повернись ко мне задом.
Она закусила губу еще сильнее. Казалось, еще секунда, и брызнет вишневый сок из-под лопнувшей тонкой кожи. Но она послушалась, не возразив ни единым словом. Ее покорность была тоже слаще былой дерзости.
Я развел ее бедра в стороны, раздвинул ягодицы и аккуратно растянул двумя пальцами колечко мышц. Оно упруго сопротивлялось, но поддавалось легко, без усилий. Внутри Лиза была гладенькая и розовая, а когда я хлопнул ее по заду, вполне успешно сжала мой палец внутри. Все у нее было хорошо, она молодая и восстанавливалась стремительно. Разве что в будущем, если захочет, можно будет так еще поиграть, и эти игры будут легче и проще благодаря тому, как я разработал ее.
— Молодец, красавица, — я хлопнул ее еще раз, а потом привстал и, раздвинув попку еще раз, провел языком прямо от розового колечка до пульсирующего клитора. По пути собрав немалую жатву сладкого сока. Моя девочка возбудилась даже от такого утилитарного осмотра…
— Лиза… — я всосал ее клитор и дождался томного вздоха.
Только после этого встал на колени и вогнал в нее член. В шелковую глубину, ждущую меня. Горячую, мокрую, хлюпающую в такт стонам моей Лизы.
Думал ли я о том, что происходящее ненормально?
Каждый день.
Снова звонил другу, но тот уверял, что долгосрочных последствий от наркотика не будет.
— Разве что, — ухмылялся он. — Есть некоторые вещества, которые меняют тебя напрочь после одного применения. Раньше я думал, что это только ЛСД и грибы. Но, сам понимаешь, такие исследования нечасто ведутся.
И я забил.
Забил на своих парней. Почти забил на работу.
Хоть и проводил приемы, но старался спихнуть все на ассистентов и стажеров.
И даже намеки своих работников пропускал мимо ушей. Не слушал сплетни.
Но когда в один день случилось сразу два неприятных события, пришлось все-таки задуматься о том, куда я качусь…
Первые звоночки прозвучали, когда партнеры один за другим стали намекать, что моя сауна наверняка вся высохла и растрескалась от неиспользования. Когда я отвечал, что занят, они понимающе кивали: «Дела семейные, да?»
«Да» — отвечал я и думал, что на этом вопрос закрыт.
Не понимая подтекста.
Когда я входил в магазины в нашем поселке и внезапно обрывались разговоры, я все еще не понимал, что происходит.
И даже когда Глеб с Олегом, с которыми мы снова начали потихоньку общаться, намекнули мне, что я слишком увлекся личной жизнью, я только поржал. И пошел к Лизе.
Все это сложилось в единую картину, когда новенький парнишка-курьер, который развозил заказанные рационы, выгрузив у моего порога Лизин «Элитный» и мой «Спортивный», сплюнул передо мной и спросил:
— Слышь, папаша, это ты тот ублюдок, что ебет свою племяшку? Если так, то я…
Договорить он не успел.
Я впечатал его зубы в глотку. Он потом собирал их переломанными пальцами в грязи, не в силах подняться, потому что его яйца были всмятку.
Лиза весь вечер вылизывала сбитые костяшки кулаков, а я любил ее всю ночь медленно, до дрожи.
Но дураком я тоже не был.
Все оговорки, молчание, намеки и случайно оброненные фразы сошлись наконец в единую картину.
О нас знали. И думали хуже, чем мы есть.
Я для них был уродом, который трахает то ли дочь, то ли племянницу, то ли еще какую родственницу. Неудивительно, я же не докладывал всем, какие отношения связывают нас с Лизой в подробностях. А когда упоминал об этом, часто говорил и «дочь брата» и «названная падчерица» и просто «моя мелкая».
Это было херово.
В полиции мои братаны, но не все братаны готовы закрывать глаза на педофилию и инцест. А они ребята дерзкие: когда захлебываешься кровью, объяснять некогда. Любой суд меня оправдает, кроме суда Линча.
Но я думал, у меня еще есть время.
Время на то, чтобы потихоньку восстановить бизнес-процессы и начать заново заглохшие переговоры о новом оборудовании, об аренде еще одной клиники в соседнем коттеджном поселке, уровнем пониже нашего. Ну так я и не сам там буду работать, а отправлю своих ассистентов и наберу персонала попроще.
Пора было снова приходить в себя.
Но как выяснилось, времени не было.
Оно стремительно утекло сквозь пальцы и я скреб по дну пересохшего колодца, отказываясь верить, пока не шарахнуло уже всерьез.
Возвращаясь с одной из серьезных встреч, где мне снова намекнули, что со мной было приятно сотрудничать, когда сделки закрывались торжественным банкетом с бассейном, элитным бухлом и отборными бабами, я получил сообщение от Лизы, что Луценко, с которым я уже почти ударил по рукам, прибыл почему-то на час раньше. Попросил ее предложить ему выпить и постарался поторопиться.
Хорошо, что постарался. Плохо, что не стал гнать на полную.
Войдя в калитку, я увидел то, что сразу уронило черную пелену перед моими глазами.