Не надо, дядя Андрей!

Зверева Марта

Я потеряла счет времени, отдаваясь ему. На этот раз по-настоящему, а не как все эти дни, когда он издевался над моим телом.

И он брал меня. Одним языком и губами брал, одним жарким напором, живым, живым, живым, таким живым!

— Лиза! — Выдохнул он, оторвавшись от губ впервые за час… или мне так показалось.

Член в его боксерах наконец налился кровью и затвердел.

Я в слезах смотрела на него. На то, как на его лицо возвращается цвет.

— Лиза… — пробормотал он, вновь накрывая мои губы. — Лиза моя.

Моя.

И вдруг подхватил меня на руки.

5.

Андрей прошел по битым стеклам как по траве. За нами в спальню тянулись кровавые отпечатки его ступней, мои руки тоже пятнали его кожу красным.

Но нам было все равно.

Ему было все равно, а я только радовалась этой боли. Она означала, что я жива, что мне не снится то, что происходит.

Как он укладывает меня в свою постель, обводит взглядом, избавляет от остатков одежды. Как ложится рядом, обнимает и снова целует, долго и горячою. Его язык в моем рту танцует и играет, втягивая меня в эту игру сам.

Руки Андрея скользят по моему телу непривычно нежно, но все равно нетерпеливо, жадно. Но он ждет, пока я закину на его шею свои руки, и только тогда подминает меня под себя, коленом раздвигая бедра.

— Лиза… — хрипло, алчно, с предвкушением. Он выдыхает мое имя, когда наваливается сверху, когда закидывает мои ноги себе на пояс и когда, особенно в этот острый момент, когда он пронзает меня своим членом, заставляя вскрикнуть, потому что входит он совсем не туда, куда обычно.

Туда, где его ждет влажная глубина, уже сочащаяся моей смазкой, всегда невостребованная, ненужная. Но именно сегодня он нанизывает меня на свой член, рывком входя до упора, и я теряюсь в незнакомых ощущениях. Мне больно.

Это так странно, что мне не больно, когда он дерет меня в зад, но больно, когда он делает то, что положено делать мужчине с женщиной. Но там у меня только один раз был член, и мне кажется, что я снова стала девственницей, настолько туго входит туда Андрей, натягивая мою позабытую дырочку на свой немаленький агрегат.

Но это правильная боль. Она даже по ощущениям совсем другая. Не извращенная, не сигнализирующая о том, что пришла беда, а боль-приглашение. Так, словно я впервые отдаюсь именно этому мужчине.

Может быть, Миша до конца там не все порвал? Он все-таки был гораздо меньше?

Но скоро любые мысли вылетают у меня из головы. Потому что я готовлюсь к тому, что я знала как секс с Андреем: борьбе, терпению, поиску в себе той части, что вывернется наизнанку и примет извращенные ощущения как высшую милость.

Вместо этого горячее тело движется внутри меня, разжигая своим трением и совсем иные мои глубины. Я теку, я так безбожно теку, как не текла во мне ни одна смазка. Кажется, даже слышится развратное хлюпанье. И от этого снующий во мне член движется все слаще и чаще.

Странное нежное чувство, растущая волна сладкой дрожи, от которой нет спасения. Совсем не похоже на то, как я кончаю, когда в меня тяжелой каплей падает стальная пробка.

Это словно восхождение в рай против спуска в ад. В аду тоже бывает свой кайф, но теперь…

Андрей опирается на локти, ладонями обнимая мое лицо, его рельефное подтянутое спортивное тело держится безупречно, работает как хороший механизм, хотя поначалу он вел себя неуверенно. Но чем больше он трахал меня, тем четче становились движения и ярче глаза.

— Лиза… — шепчет он. — Смотри мне в глаза. Сейчас. Смотри.

И глядя на него, я уже не противлюсь волне, которая приходит изнутри. Только в самой-самой высокой точке, когда янтарные глаза вспыхивают при взгляде на меня, я зажмуриваюсь, потому что тот свет, что рождается между нами невозможно терпеть.

И пропадаю.

Разлетаюсь на атомы.

И слышу нежный смех Андрея, и чувствую его губы, вновь накрывающие мои.

Так вот как это может быть…

АНДРЕЙ

1.

Я выныриваю из мутной густой пустоты. Черноты, окрашенной багровыми всполохами, в которой нет ничего кроме мучительной вины и смерти.

Я пробыл там слишком долго, живущие там чудовища обглодали мою плоть с костей, мои нервы заменили на раскаленную проволоку, а вместо крови во мне течет кислота. И даже этого мало за то, что я натворил в своей жизни.

Как обычно, чувствуя мучительный спазм в животе, я останавливаюсь за два вдоха до поверхности и… разворачиваюсь обратно. Отвожу взгляд от сияющего солнца над темной водой и ныряю в глубину. Мне там не место.

Я проклят, я урод, я гниль этого мира. И мои друзья там, на дне.

И мне место на дне.

Но…

Она приходит туда за мной. Зовет раз за разом. Та, которую я убил. Меня выворачивает наизнанку, когда я вспоминаю все, что делал с ней, в висках бьется тяжелый пульс и эхо ее боли отражается в моих мышцах, выкручивает их. Каждый раз, как я касаюсь ее руки, я снова чувствую то, что происходило тогда, только вместо своего наслаждения ее криком и слезами, я ощущаю ее боль, пронзающую мое тело. И я отталкиваю ее. Лучше опуститься на дно. Остаться там в черноте.

И только когда она целует меня, я вспоминаю, кто я.

Это как вспышка, как удар по прямой в голову.

Мгновение чистоты среди мути.

Лиза.

Алина.

Виталик.

Нотариус, горькие поцелуи, обвинения, боль, пустота, я падаю, едва поднимаюсь, сплю в каком-то подъезде, отдаю деньги, часы, телефон незнакомым людям, шатаюсь, бегу, прячусь от всех, пью из дождевой лужи, на мгновение выныриваю и ловлю машину, выхрипывая остатками легких свой адрес. Черт знает почему, но меня везут домой, и ребята на воротах рассчитываются с водителем.