Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
Я дома. Но тьма все еще ждет меня, пока не приходит Лиза и не выталкивает меня на поверхность.
Я словно брел неделю по пустыне.
И нашел источник.
В тот момент, когда я вхожу в ее розовую глубину, которая буквально всасывает мой член, я уже забываю о ярости, которая накрывала меня, когда я думал, что кто-то был внутри этого тела раньше меня.
Потому что Лиза как вода, когда я умираю от жажды. Я бы выпил и мутную болотную жидкость из колеи, куда ссали ослы, лишь бы выжить.
Но она оказывается чистейшим родником.
С каждым движением внутри ее сияющего тела я прихожу в себя. Я беру ее, беру, пью, забираю, всасываю, не могу напиться, не могу остановиться, пока ее сладкая глубина принимает меня. И когда она содрогается подо мной, в моей голове взрывается сверхновая.
Я выплескиваюсь в нее оставшейся во мне черной мутной темнотой.
Зная, что она выдержит, вытерпит, переработает своим чистейшим телом яд в эликсир.
Моя девочка спасет меня.
Она засыпает немедленно, вырубается даже раньше, чем я выхожу из ее тела.
Все вокруг запятнано кровью, моей и ее, и когда я выхожу из нее, вижу кровь и на члене. Неужели…
Нет, вряд ли она бы соврала. Или да? Или я что-то повредил ей?
Только усилием воли я подавляю панику, которая грозит разрастись до неприличных размеров.
Все-таки у меня в голове изрядный пиздец, раз меня так кроет.
Я встаю с кровати и иду на кухню.
Обхожу по дуге разгром на полу, достаю бутылку минералки и возвращаюсь к себе. В аптечке в гардеробной есть сорбенты, и я развожу их в воде и заглатываю сразу тройную порцию.
А потом иду в туалет блевать.
И повторяю.
Надо бы еще капельницу, но уж больно меня рубит.
Утром. Все утром.
Сворачиваюсь вокруг моей сияющей неземным светом Лизы, краем мозга отмечая, что меня еще не отпустило и вырубаюсь мгновенно.
Утром я проснулся с такой трещащей башкой, будто вчера саданул кокса с самогоном и заполировал какой-нибудь «ягой». Чего не делал с юности и непонятно, с хуя бы начал. Глаза было страшно открывать. Если там хоть лучик света, я ж сдохну. Наощупь определил, что лежу в постели, на нормальной подушке и рядом… женское тело. Мягкое, теплое, разморенное сном. В самый раз ебать. Хорошо помогает от похмелья.
Подгреб под себя пискнувшую девицу, перевернул на живот и вдавил в матрас, с наслаждением вгоняя в нее утренний стояк. Кровь зашипела, разбегаясь по венам и включая мышцы в работу. Муть и боль в голове отступали тем дальше, чем глубже я погружался в тесную влажную девочку подо мной. Двинулся вперед, еще, резко вогнал в нее звенящий от напряжения член, утыкаясь в чувствительную шейку матки с размаху, так что подо мной раскатился заглушенный подушкой стон.
И от этого мучительного, сладкого стона все во мне скрутилось таким узлом, что кончил я рекордно, сука, за десять фрикций, до боли выжимая яйца в нежную девочку… в… Лизу.
Теперь я вспомнил.
Блядь.
Блядь.
Блядь.
Сука.
Ааааааа!
Упал сверху, переворачивая мою девочку на себя, аккуратно снимая с члена и прижимая к себе. Закрыл ее сладкий ротик губами, сразу втолкнув язык в рот и скользил им внутри долго, медленно, одновременно выкручивая ее сосочек и теребя клитор, пока она не начала мелко подрагивать под моими ласками, а потом сжалась и выдохнула мне в рот тоненький стон.
И заплакала.
— Иди… в ванную, — прохрипел я, едва ворочая языком. Выпихнул ее с кровати и снабдил шлепком в нужном направлении, а сам встал и прошел на кухню.
Уборщица уже приходила. Осколков не было видно, пахло хлоркой и чем-то сладким.
Подхваченный по пути запасной телефон содержал только старые номера, но мне новые нужны и не были.
Я, блять, реально собирался вешаться? Резать вены?
Я?
Я?!
Это надо было разъяснить как можно быстрее.
Алина сука, Лизонька ангел, а что между ними я расскажу братану. Если он поднимет трубку.
Борисыч трубку поднял и первые десять минут покрывал меня таким отборным матом, что пару выражений я даже запомнил на будущее.
Когда он выдохся и замолчал, я спокойно спросил:
— Все? Можно к делу?
— Да ты… — задохнулся он и пошел по второму кругу.
Пока трубка бормотала мне варианты противоестественных соединений человеческих тел в условях Крайнего Севера, я нашарил в заначке сигареты и зажигалку. Сколько лет они там лежат… Прикурил, сощурился от дыма, полезшего в глаза.
Борисыч был прав. Мы с ним дружили с института, но потом разошлись в разные области. Я в стоматологию, он токсикологом, в судебку. Через несколько лет после института я чпокнул его сестренку и не забыл рассказать чувачкам, как задорно у нее трясутся сиськи, когда она сверху. Морду тогда набил ему я, потому что был сильнее и на том дружба наша встала на паузу. Сейчас же…
— Прости, чувак. Реально был неправ.
— Хуясе… — обалдел Борисыч. — Ты что, от рака подыхаешь наконец, скотина?
— Почти… — я выдохнул дым и врубил вытяжку. — Скажи мне, есть такие вещества, которые тянут тебя в петлю?
— Есть. Алкоголь, например, депрессант.
— Бля, нет, — я поморщился. — Серьезное что-то. Такое, знаешь, что накрывает чернотой и мутью и все, что хочешь, это сдохнуть.
— Ну… — Борисыч скрипел мозгами так, что было слышно. — А причины для этого есть? Чувство вины там, стыда, совесть… хотя бля какая у тебя совесть, Андрюха.
— Есть, — коротко отозвался я. — По полной.
— Тогда знаю такое… — и он начал сыпать формулами и периодами полувыведения так что у меня снова разболелась башка. Я даже трубку подальше отвел. — …но главное, не догоняйся бухлом, оно усиливает эту херню в несколько раз!
— Пиздец, — снова резюмировал я. — Слуш, а много этой дряни надо?
— Буквально пару капель… — он вдруг забеспокоился. — Эй, слышь, ты что, попал на это? Давай дуй ко мне, я адрес скину, тебя прокапать надо и еще…