Не надо меня обижать

Воск Степанида

Возле меня поставили бокалы, открытое вино. Стефан достал еще коробку с шоколадом. А из мини-бара извлек упаковку с сыром, который тут же переложил на маленькую тарелку. После чего разлил вино, дав один бокал мне, а другой бокал взял сам.

Я время от времени поглядывала в лицо мужчине, ожидая чего-то. А вот чего я не знала.

По привычке закинула ногу на ногу. От долгого хождения на каблуках ноги устали и нещадно гудели. Но разве это проблема, когда находишься рядом с красивым мужчиной, загадочно поглядывающим время от времени в мою сторону.

Внезапно Стефан

присел у моих ног. Было непривычно его видеть в такой подобострастной позе после всего того, что я о нем узнала.

— За тебя, — мужчина потянулся ко мне бокалом.

Я ответила на жест. Звон стекла о стекло приятной мелодией разлился по комнате.

— И за тебя, — ответила, помедлив, желая сказать нечто большее, но так и не сумев подобрать нужные слова.

Мы пригубили вино. Не то чтобы оно было невкусным, скорее наоборот, просто ситуация была такова, что не располагала к выпивке. Казалось, будто воздух начал наливаться напряжением, то и дело проскакивающим между нами. Как-то незаметно мир сузился до одного мужчины, сидящего на корточках у моих ног и опирающегося одной рукой о туалетный столик.

— Хочешь я тебе сделаю массаж стоп? — внезапно спросил мужчина. И, не дожидаясь моего ответа, принялся снимать туфли с ног. Вначале одну, висящую в воздухе, а после и вторую, на которую я опиралась.

А когда снял обувь, то начал массировать мне пальчики, а после и вовсе стал растирать свод стопы. От таких простых и в то же время интимных движений меня словно прошибло током. Такое со мной было впервые.

Дрожь возбуждения. Запах желания. Очарование нежности. Все смешалось в едином флаконе.

Я потянулась к мужчине. Но не потому, что так было надо, а так как хотела возвратить ему часть удовольствия, от которого млела, будто юная девственница на первом свидании.

Мои руки легли на широкие плечи, пальцы взъерошили жесткие волосы, пробежались по голове. Однако я все не решалась действовать дальше, помня, что случилось вчера.

Лем, как будто почувствовал мою нерешительность и попросил. Сам.

— Поцелуй меня.

И я выполнила просьбу, вкладывая в прикосновение губ всю свое тепло, нежность, если не сказать трепетность. Желая передать, хранившуюся глубоко внутри, ласку, а помимо нее страсть, огненным пожаром беснующуюся во мне.

Мои губы порхали по губам Стефана, вовлекая их в безумный хоровод наслаждения. А может быть это его уста уводили меня в далекие дали желания.

Стремление быть ближе друг к другу, подняло нас и бросило в страстные объятия, в которых не было место стеснению и робости.

Одежда полетела в разные стороны. Кажется, с рубашки Стефана в процессе раздевания была оторвана пара пуговиц. А мои чулки лишились одной из резинок.

Но разве кто-то обращал на это внимание, когда страсть руководила действиями, затмевала сознание, бросая в водоворот наслаждения.

Стефан и я, мы оба знали чего хотим, совершенно не стеснялись доставлять друг другу удовольствие, неважно чем, пальцами ли, языками или губами.

Каким-то чудом я оказалась сидящей на столе, в то время как Лем ласкал попеременно то одну грудь, то другую. Мужчина втягивал в рот сосок, некоторое время перекатывал его из стороны в сторону, после чуть прикусывал и оттягивал на себя. И лишь после выпускал изо рта, наблюдая за моей ответной реакцией.

Нежность, ласка, с легкой толикой боли, жгучий коктейль, каждый глоток которого дурманил похлеще вина.

Когда в последний раз я наслаждалась столь изысканными ласками, способными свести с ума, поднять высоко над Землей, чтобы в следующий миг низвергнуть в бездну наслаждения? Сложно сказать. Наверное, никогда. Ранее испытывала нечто отдаленное от того, что ощущала в миг, когда Стефан дарил мне свое тепло, свою нежность, свою чувственность.

Мне хотелось быть ближе к мужчине, приникнуть к нему, вобрать в себя, отдавая всю до остатка. Мои ноги обвили узкие мужские бедра, притягивая. Жаркая плоть, пульсирующая будто живая, уперлась в живот, размазывая по коже выступившую смазку. Ничего дополнительного нам не надо было. Ни возбудителей, ни лубрикантов, всего оказалось в избытке.

Губы Стефана, перестав терзать мою грудь, принялись порхать по плечам, исследую каждый бугорок, каждую впадинку на теле. Шея. Скулы. Щеки. Глаза. Губы.

Опять щеки. Подбородок. Снова губы. Все было обласкано несчетное количество раз.

Каждый миллиметр тела превратился в эрогенную зону. Чего бы не касались губы Лема, все отзывалось так, будто я была музыкальным инструментом, а Стефан мастером, извлекающим божественную мелодию.

Пытка нежностью была длинна, но и она не оказалась не бесконечна. Выдержка Лема подошла к концу, в то время как желание слиться усилилось многократно. И когда наши тела соединились, показалось, что мир стал сочнее, а краски ярче.

Можно ли умереть от счастья? Я думала, что нельзя. Как же я ошибалась. Каждое движение, каждый миг как одно целое, каждый вздох пополам. Невозможно передать словами всю гамму эмоций, испытываемых в момент единения.

Восхождение на вершину и то случилось рука об руку, как будто мы это делали десятки раз. Может быть так оно и было в прошлой жизни.

Чтобы познать блаженство не надо особых ухищрений, достаточно желания и стремления обоих. Удовольствие оно бывает разным, острым, как стрела, тягучим, как патока, сладким, как нектар, а бывает долгожданным, как весенний дождь в пустыне, когда сколько бы его не было, все равно мало. И хочется еще и еще.

Но даже хорошее когда-то заканчивается. Так и сладостный миг блаженства оказался конечен, как бы мне не хотелось его продлить.

— Теперь не страшно и умереть, — вырвалось у меня, когда все было позади.

— Глупенькая, что ты такое говоришь, — пожурил меня Стефан, целуя в кончик носа. — Все только начинается.

* * *

— Хочешь я потру тебе спинку? — предложил Стефан.

Я стояла под струями воды, бьющими за спиной, и усердно намыливала себя мочалкой. Условный рефлекс. После каждой съемки я стремглав бежала в душевую, чтобы смыть с себя чужие прикосновения. Казалось бы, в этот раз все было иначе, секс со Стефаном был чем-то из ряда вон выбивающимся, сродним акту любви.