Не надо меня обижать
Шрифт:
— Ну, все. Я ломаю дверь, — услышала прежде раздался глухой звук. Бух. Что-то тяжелое ударилось в створку. Бух. Бух.
Подскочила на кровати, словно ужаленная. Потому как последнее «бух» сопровождалось ударом двери о стену.
В комнату влетел немного растрепанный и сильно рассерженный Стефан. С таким видом, как будто собрался воевать как минимум с драконами.
— Я же сказал, что все равно войду, — мужчина пригладил рукою волосы. В его взгляде сквозило недоумение.
«Что происходит?».
Он не понимал в чем дело.
— Что с тобой? Что случилось? — Лем подлетел ко мне, желая обнять, однако я вовремя выставили руки, не желая, чтобы он ко мне прикасался.
— Нет. Не трогай меня, — пискнула, вставая на ноги. Голос подвел меня.
— Почему? — Стефан оторопел. Он явно не ожидал ничего подобного.
— Между нами все кончено. Уходи! — я смогла произнести это, чувствуя, как мое горло сдавил болевой спазм. Я чувствовала невидимую удавку на шее.
— Что на тебя нашло? — удивился Лем. Его лицо выражало сильнейшее недоумение.
— Я не хочу тебя видеть! — надеялась, что после этих слов он уйдет, оставив меня одну.
— Не может быть, — растерялся Стефан. — Зачем ты со мной так? — он сделал шаг ближе. Я же отступила на шаг, чтобы сохранить дистанцию.
— Мой отпуск заканчивается. Я уезжаю, — заявила, что первое пришло на ум. — Дома я бы не хотела иметь дела с неудачником.
После первых слов лжи говорить неправду стало гораздо легче. А может быть просто смогла убедить себя в этом.
— Это ты меня имеешь в виду? — Лем даже в лице переменился.
— А кого же еще? В нашей индустрии только неудачники подставляют свою задницу, — я била по больному.
— А ты, значит, не подставляла? — сузил глаза Стефан.
— Не сравнивай хрен с носом, — натянуто улыбнулась. — Для женщины это норма, а для мужчины, наоборот, позор. Быть нижним, да еще геем, что может быть хуже?
В порно индустрии на самом деле не уважали геев, считая их низшими, как бы это пафосно не звучало.
— Я не гей, — твердо заявил Стефан.
— Расскажи это кому-нибудь другому, только не мне, — повела плечами.
Меня совершенно не смущало, что я была абсолютно обнажена. Для меня это было нормальное состояние. А в некоторых ситуациях это была своего рода защита или даже оружие, если правильно пользоваться своим телом.
— Что же ты тогда со мной.? — мужчина не договорил.
— Так больше никого под рукой не оказалось. А на безрыбье и рак рыба, — все же играть я умела. И очень достоверно.
На самом деле мое сердце истекало кровью потому как пришлось обижать Стефана. Ведь он мне, по сути, не сделал ничего дурного. А, наоборот, помог раскрыть такие уголки души, о которых я думать забыла. Нет чтобы сказать ему спасибо за то, что пробудил ото сна, я же обижала. Но иначе не могла. Ради него. Ради себя. Пусть думает что я дрянь, чем жалеет. Я почему-то была уверена, что Лем, даже если не поймет, то пожалеет. За сегодняшнее.
А мне жалость не нужна. Она унижает. А я сильная. Меня жалеть не надо. Меня, вообще, не надо жалеть.
Подбородок помимо воли поднялся вверх, словно я собралась выходить на ринг, как гладиатор.
— Вот, значит, как? — Стефан поджал губы. Он окинул меня таким полыхающим от эмоций взглядом, что по спине побежала дрожь.
— Тебя что-то смущает? Хочешь что-то добавить или спросить? — я откровенно издевалась. В этот миг во мне проявилось все самое худшее. Я как бы смотрела на себя со стороны и видела не милую женщину, ранимую в своей наготе, а страшное чудовище, чья красота не притягивает, а скорее отталкивает от себя.
— Нет, — на лице Лема желваки ходили ходуном. Может быть он даже хотел меня ударить. Наверное, мне бы было легче, сделай он это. Но нет. Стефан даже не помышлял ни о чем подобном. — Я, надеюсь, ты довольна собой, — произнес Лем, поворачиваясь на каблуках.
— Очень, — не желала, чтобы последнее слово оставалось за ним.
Я смотрела в широкую спину мужчины, чувствуя как замедляется время, как во мне замирает жизнь, а сердце перестает биться.
Уже в дверях Стефан чуть притормозил и обернувшись вполоборота произнес, прежде чем захлопнуть дверь:
— Оденься. Простудишься.
Это были последние слова Лема, после чего он исчез из моей комнаты и, судя по всему, из моей жизни.
«И что это было?»- задалась вопросом.
Насмешка или забота? Хотелось бы верить в последнее, скорее всего это было не так.
Я словно зачарованная последними словами Стефана, поплелась в ванную комнату и стянула с вешалки махровый халат, в который и закуталась, выполняя пожелание Лема. Лишь на миг взглянула на себя в зеркало. В глазах разверзлась бездна и в ней не было видно ни конца, ни края.
— Я не бросаю Аву. Я вернусь. Но сейчас я должна улететь, — стараясь не закричать, объясняла Алисе о своем скоропалительном решении.
Ожидая регистрацию в аэропорту, я набрала номер матери и в двух словах постаралась объяснить необходимость своего отъезда на некоторое время.
Естественно, у меня ничего не получилось. Алиса не желала меня слушать, а вернее не желала меня слышать. Совершенно.
— Ты! — обвиняюще кричала в телефонную трубку Алиса, — как была эгоисткой, так ею и осталась. Тебя интересуют только твои интересы и ничьи другие.
— Хорошо, я такая, — пыталась урезонить разбушевавшуюся не в меру мать. — А ты, другая? Ответь. Когда ты последний раз была у дочери?
— А что там делать? Я все равно ничем не могу помочь. Врачи знают лучше меня что делать, — Алиса не оправдывалась, она свято верила в свои слова. — Зато ты могла помочь, но не стала. А говорила, что ради сестры готова на все.
Я вздела глаза к потолку. У меня и так на душе кошки скреблись, так еще и Алиса решила подлить масла в огонь. И так каждый раз, стоило ей оказаться рядом. Иной раз задумывалась, а родная ли я ей дочь? Может быть она меня удочерила? Ну не могло быть в родной матери столько желчи по отношению к дочери. Или могло?