Не надо меня обижать
Шрифт:
— Я скоро вернусь назад. Решу свои дела и вернусь, — не могла же объяснить Алисе, что мне самой нужен специалист, чтобы не впасть в черную депрессию. Она все равно не поймет, а еще поставит в укор, что я сама виновата во всех своих проблемах.
— Зачем тебе тогда улетать, если скоро вернешься? Только деньги тратить.
— Мои деньги, что хочу, то и делаю, — огрызнулась. Я до последнего думала, что Алиса скажет, что, мол, лучше бы я эти деньги отдала ей. Но нет, она промолчала.
Когда-то давно Алиса сказала мне, что ни гроша не возьмет из моих рук, что деньги, зарабатываемые мной, дурно пахнут, если не сказать,
— Ну, да. Ты же у нас, богачка. Звезда.
— Нет. Я живу очень скромно, — не знаю почему это сказала.
— Значит, врут, когда говорят, что в вашем бизнесе можно хорошо заработать, — я так и не поняла пожалела она или, наоборот, позлорадствовала.
— Можно.
— Так почему же ты прозябаешь?
Странный у нас какой-то разговор получался, начали о сестре, а продолжили о деньгах. Меньше всего я желала рассказывать Алисе как живу и чем занимаюсь в свободное от работы время. Я была уверена, что все равно не поймет.
— Ой, объявили мой рейс. Мне пора. До встречи, Алиса, — и не слушая ответа нажала на кнопку отбоя. Пусть я поступила некультурно, но разговор с матерью меня вгонял еще в большую депрессию.
Глянула на наручные часы. Когда же я буду дома? Говорят, что дома и стены помогают. Может быть мне хоть там станет чуть-чуть легче.
Потерла область сердца, вспоминая от чего бегу.
Сразу же ощутила как в сердце вонзился острый шип. Решение уехать пришло сразу же, как только дверь за Стефаном закрылась. Звук был подобен молотку по крышке гроба. Моего гроба.
Не знать что такое счастье, какое оно бывает, это одно состояние. Но познав его, ощутив и. потеряв, равносильно душевной смерти. За короткий срок я побывала в раю и. спустилась в ад. Мой личный котел для грешников.
Еще глубже спуститься в пучину самобичевания я не смогла, ибо объявили посадку на мой рейс, пришлось пристраиваться в очередь к терминалу.
Пройдя последний контроль, мы оказались в посадочном рукаве, который и доставил пассажиров сразу в чрево самолета. Находясь внутри я отыскало свое место, оно оказалось около иллюминатора, что позволяло мне не общаться с другими пассажирами, сделав вид, что я увлечена разглядыванием территории аэропорта. Можно было сделать вид, что я сплю, хотя на самом деле сон вновь стал для меня роскошью.
— Какая неожиданная встреча?! Прямо таки ирония судьбы, — услышала я рядом.
От звука знакомого до боли голоса, дернулась, словно от удара током. Медленно повернула голову в сторону. Сбоку от меня сидел. Стефан. Такой же красивый, притягивающий взгляд Вот только хмурый и немного печальный. У меня даже дыхание перехватило и. безбожно защемило сердце. Хотелось кинуться на шею Лему, рассказать как мне больно.
Как? Как такое могло произойти? Каким образом мы оказались рядом?
— Ошибка проведения, — произнесла в ответ, в конце фразы почему-то скрипнули зубы. От волнения сцепила руки в замок, чтобы Стефан не заметил как у меня дрожат пальцы.
За что? За что мне такое наказание? Почему судьба немилосердна ко мне в очередной раз?
— Если тебе неприятно мое присутствие, то я могу поменяться местами с кем-нибудь в соседнем ряду, — с непробиваемым выражением лица предложил Лем, собираясь встать.
Я видела, что он неосознанно пытается отодвинуться от меня, быть как можно дальше. Ужасно неприятное чувство. Бьющее наотмашь.
— Ты мне абсолютно не мешаешь, — хотя на самом деле присутствие рядом мужчины причиняло мне колоссальную радость и боль, одновременно. Казалось, будто в сердце засунули нож, принявшись поворачивать по часовой стрелке.
— Я, пожалуй, все же пересяду.
После таких слов возникло ощущение, что в меня плеснули кислотой, которая вытравливала душу до самого дна.
Стефан поднялся с места, направившись в другую сторону салона, чтобы найти желающего на свое место. Если можно мне было сделать еще больнее, то Лему это удалось. Он смог совершенно не обвиняя, показать насколько низко я пала в его глазах. Стефану было противно находиться со мною рядом.
И это было просто ужасно.
Рядом со мной оказался одутловатый тип неопределенного возраста, от которого пахло чесноком и он постоянно рыгал, обдавая меня смрадным дыханием, в течение всего времени полета пытаясь со мной заговорить.
Месть Стефана была просто идеальна.
Я была готова снять шляпу перед его мастерством. Даже я не додумалась бы до такого.
Когда самолет приземлился, дождалась того момента, когда почти все люди покинули салон, и только тогда двинулась на выход. В глазах стюардессы стоял вопрос «а не плохо ли мне?». А мне на самом деле было плохо, просто ужасно. Я держалась лишь на чистом упорстве. Меня пошатывало.
Плакать, нет, не хотелось. В душе бушевала засуха, выжженная пустыня заполнила всю мою сущность. Слезы бы вряд ли помогли моему горю. Видеть уходящего в толпе Стефана было сущим наказанием, моим личным адом. Каждый шаг, отделяющий от меня Лема, увеличивал длину пропасти между нами. Впрочем, она разверзлась в тот момент, когда я сказала обидные слова, прогнав Стефана прочь.
Я впервые за последнее время задумалась, а что собственно он делал в моем родном городе, зачем прилетал. Настолько была погружена в проблемы Авы, что даже не узнала цель его визита.
И о чем это говорило? О том, что я была совершенно невнимательна к Стефану, меня интересовали только мои переживания. Теперь бы я была рада узнать что привело его в город моего детства, да было слишком поздно. Сказанного не воротишь, даже не стоит пытаться. Осознание этого вбило последний гвоздь в крышку гроба наших отношений, закончившихся, так толком и не начавшись.
До выхода из терминала я ползла, словно черепаха. То, что должно было стать путем к возрождению, стало дорогой в ад. Идти по следам Стефана, знать, что он шел здесь пять или десять минут назад заставляло замедлять шаг еще больше.
Почему я так сделала?
А все потому, что ощущала свою вину перед мужчиной. Знала, что была неправа, что поступила очень дурно, но и не видела другого пути. Вот и наказывала себя.
Окружающие люди слишком много внимания обращают на условности. Вряд ли бы Стефан, узнав о моем поступке, оценил его, погладил по головке, сказав, что я умница, поступила правильно и хорошо. Даже зная чем я занимаюсь, он бы посчитал предательством мое поведение, заявив, что надо было действовать иначе, использовать законные методы борьбы с подонками. А я не привыкла так. Я привыкла сама отвечать ударом на удар. Мои жалкие попытки обратиться к кому бы то ни было в свое время потерпели фиаско. И теперь я никому не верила, надеялась только на себя и свои силы.