(Не) настоящая жена
Шрифт:
Не думал, что Настюха окажется такой модницей. Приготовился к капризам, а на деле – она сама выбирала платья, свитшоты и джинсы. Отложила куколку без одной ноги в сторону, сосредоточившись на новом гардеробе. Как ни старался я не смотреть на нее – облезшую куклу с колтуном вместо волос, ее призрак то и дело всплывал перед глазами. Как и пронзительное, горькое чувство вины перед Верой… Это я никто – смешной, пустой, никчемный… И я, совершенно точно, недостоин такой девушки, как Вера…
– Ну что, теперь за игрушками? – нагруженный пакетами, говорю я. – Или устала? По маме соскучилась?
– Дя,
– Куплю. А эту выбросим, ладно? – скашиваю взгляд на пластмассовую «уродицу».
В магазине игрушек скупаем все, что только можно – разные куклы, Барби, некие незнакомые мне ранее странные куклы, именующиеся «Лол». Конструкторы Лего, машинки и железную дорогу… Калача меня точно убьет! Или заставит нести покупки обратно. Сажаю Настю в большую тележку, пристраиваю пакеты с другой стороны и качу ее по асфальту подземной парковки к машине. Кривляюсь, показывая Насте, как ездят гонщики, а она заливисто смеется. И так смешно зовет меня Атём… Единственное, о чем я не подумал – туалет. Но раз Настя ничего не говорит, наверное, все в порядке?
Доезжаем мы быстро. Настя увлеченно играет новой куклой, я слушаю музыку, пытаясь уместить в сердце эмоции. Сначала они звучали в душе, как капель – нежно и тонко, а сейчас походят на бушующий водоворот. И я не могу управлять им… А уж тем более удержать в себе.
– Ну что, Настюша, нагулялась? – отстегиваю ремни автокресла и ставлю девчушку на тротуар.
– Дя, – кивает она.
– Ну, идем… на растерзание нашей мамы.
Квартира встречает нас ароматами выпечки и жареного мяса. Чистотой, уютом и сквозящим в воздухе ожиданием. Наступаю на задники, снимая обувь и протягиваю Вере туго набитые одеждой пакеты.
– Вер, ничего не говори. Я все равно их обратно не повезу.
– Мама, мне Атём куколку купил! Байби и лол! – танцует возле матери Настя.
– Я… Я не знаю, – хрипло шепчет Верка, растерянно смотря на пакеты с одеждой и игрушками.
– Если ты сейчас скажешь что-то обидное в мой адрес, честное слово, я… – набираю в легкие воздух, приготовившись к спору.
– Спасибо, – выдавливает она. Смахивает невольную слезу, приподнимается на носочках и целует меня в щеку… – Идемте ужинать.
Артем.
– Я потушила индейку с овощами и зеленью, сварила картофель. А еще… Там два яблока у тебя завалялись, я шарлотку испекла. Извини, я не спросила, что ты ешь? И вообще, нам надо обсудить вопросы быта – как мы убираться будем, по графику или нет? Может, ты планировал питаться отдельно, а я… – тараторит Каланча, заливаясь краской.
– Вер, Вер… Тормози, – произношу мягко. Взмахиваю руки и невольно опускаю ладони ей на плечи, вмиг почувствовав исходящую от девчонки дрожь. Верка волнуется… Злится на свое волнение и такие же, как у меня невольные чувства. – Я с удовольствием поужинаю. И Настюша тоже, да, Настенька? – перевожу взгляд на Настюху, копающуюся в пакетах с игрушками.
– Дя!
– Артем, а ты… Она не просилась в туалет? Я очень переживала, что ты не справишься.
– Каланча, я с девочками неплохо справляюсь. Ты разве не успела заметить? – произношу хрипловатым
– Что, и покупать малышку сможешь?
– Я смотрю, ты решила меня испытать? Как пресловутый трактор.
– Мой руки, мажор. А потом бери нож, – командует Верка, споласкивая под струей воды огурец и помидор. – Порежешь овощи для салата. Артем, я…
– Да ладно тебе, Вер, – остужаю ее порыв, словно боясь услышать больше того, что мне сейчас нужно.
– Спасибо тебе. Для моего ребенка еще никто столько не делал. Я тебе очень благодарна.
– Сочтемся, Каланча, – обращаю все в шутку.
Вера уходит с Настенькой в ванную комнату, по пути расспрашивая ее про прогулку с «дядей Артемом». Слышу, как скрипит по полу пластмассовый горшок и шумит вода. Расставляю на столе вилки, тарелки, режу хлеб, испытывая невыразимые чувства. Они, как соцветие или букет – красивые, благоухающие, немного разные внешне, но одинаково прекрасные. Раньше я посчитал бы себя слабаком или слюнтяем, радующимся семейному ужину, но сейчас… Мне, как никогда, хорошо дома. Рядом со строптивой девчонкой и ее маленькой копией, теми, кто ворвался вихрем в мою жизнь и сломал ее…
– Мы пришли, – улыбается Вера, помогая Настюше сесть.
– Вер, пахнет вкусно, ты молодец, – говорю искренне, накладывая щедрую порцию еды в тарелку.
– Спасибо, меня готовить бабуля учила. Родители посуточно трудились на железнодорожной станции, мне приходилось частенько оставаться дома одной. Ну… когда у папы с мамой смены совпадали, а бабушка не могла со мной посидеть. Вот и приходилось… То картошку сварить, то яичницу пожарить. А мне, между прочим, девять лет было.
Верка часто моргает и прикусывает нижнюю губу. Ловлю себя на мысли, что угадываю ее настроение по жестам. Вот сейчас она волнуется. А когда смущается, отводит взгляд и краснеет, как тюльпан.
– А как умер твой папа? – ковыряясь в тарелке, спрашиваю я.
– Сердечный приступ. Он перетрудился в тот день… Разгружал металл и запчасти для шлагбаума. Упал и… тотчас умер.
– Извини, – сникаю, возвращаясь к еде.
– Да ничего… Настенька, ты выбрала, в каком платьице завтра пойдешь в садик? – переключается на дочку Верка.
– В ёзовом, – весело кричит Настюха. – Атём мне купил, – не без гордости добавляет она.
Сочное мясо тает во рту, а от ароматов ванили и корицы сносит крышу. Мне кажется, нет – я уверен, что сегодня мы стали друг другу чуточку ближе. Вера кормит Настеньку, радуясь хорошему аппетиту дочки, а я радуюсь тому, что они просто есть…
– Настя, я хочу тебя искупать, ты не против? – спрашиваю нарочито серьезно, подчёркивая важность решения маленького человека.
– Неть.
– Артем, она же девочка. Я не уверена, что… – вмешивается Каланча, мило краснея.
– Я умею мыть девочек, Вер. Приходилось, поверь. Все были довольны.
– Пошляк. Так и знала, что ты все переведёшь в… свое мажорское похотливое русло, – фыркает Вера, подскакивая к раковине. Включает воду и начинает остервенело тереть сковороду.
– Каланча, да не бойся ты. Я никогда ребенка не обижу. Ты до сих пор думаешь, что я такой пропащий?