Не оставляй меня одного

Рубина Дина Ильинична

ЛЮБА. Никуда я не пойду. Я не ем.

ВЕРА (удивленно). Почему это?

ЛЮБА. Ну, не ем… когда плохо… Спазм такой… в горле. Не глотается…

ВЕРА (смотрит на нее внимательно). Та-ак… (Решительно.) Ну, вот что. Вставай, поехали.

ЛЮБА (почти испуганно). Куда?

ВЕРА. Ко мне… Да не пялься так. У меня свой кооператив на Щербаковке.

ЛЮБА. Нет!.. Не надо, я здесь посижу. У меня поезд завтра рано…

ВЕРА. Слушай, ты гордая, я на тебя и так сколько времени ухлопала! Мне тебя умолять некогда. (Берет

Любину сумку, взваливает на плечо.) Пошли, в ванну горячую сядешь, отогреешься, чаем тебя отпою — натуральный Краснодар получишь.

Идет к выходу, не оглядываясь.

Люба поднимается и покорно плетется за Верой.

Квартира Веры

Это малогабаритная однокомнатная квартирка. Из комнаты двери в кухню и прихожую. Уютно…

Видно, как Вера крутится на кухне, возится у плиты, что-то нарезает, наливает, хлопает дверцей холодильника. Несет поднос с чашками и снедью в комнату, ставит на стол.

ВЕРА. Л-ю-уб! Закругляйся! Все на столе.

Вошла Люба — распаренная после ванной, в Верином махровом халате. Лицо несколько помягчело.

Садись… Я тут на скорую руку… колбаски поджарила, яичком залила…

ЛЮБА. Спасибо… Я в самом деле не могу есть. Это пройдет. Дня через три… Я вот, чай только хлебну, горячий…

Села. Вера налила ей чай, пододвинула чашку.

ВЕРА. Ну, и что ты там делаешь, в своем Краснодаре?

ЛЮБА. Я библиотекарь.

ВЕРА (присвистывает). Восемьдесят пять?

ЛЮБА. Сто пятнадцать.

ВЕРА. На экскурсию эту, извини меня, небось одалживать пришлось?

ЛЮБА. Нет, я никогда не одалживаю. У меня мама была отличная стенографистка, и меня научила. Я по вечерам прирабатываю. Три года назад купила компьютер, ну и… набираю кое-что… То диссертацию, то повесть какую-нибудь… Я грамотно печатаю, и беру недорого… А летом воспитателем в лагерях работаю. Это очень выгодно. Питание, зарплата идет. И Санька при мне…

ВЕРА. Сколько ему?

ЛЮБА (улыбается впервые). Десятый год… С меня скоро вымахает.

ВЕРА. Я думала, тебе меньше. Ты как девочка.

ЛЮБА. Это потому что маленькая и худая. Маленькая собачка — сами знаете…

ВЕРА. Ты не худая, зачем! Все на месте. Ты миниатюрная. Ты вообще, баба красивая, не спорь!.. Да… Санька… А у меня, вот, ни Саньки, ни Ваньки, как видишь… Бездетная.

Люба деликатно молчит.

А знаешь, я ведь тебя еще сегодня могла в поезд посадить, к своим ребятам… Не удивляйся, я ведь проводником работаю… Потом представила, как ты на какой-нибудь боковой полке сегодня ночью трясешься, а главное, как я сама сегодня в эту свою, конурку одна возвращаюсь… Ну и… Нет, думаю, что это мы, врагами-то… Две бабы, ни в чем не виноватые!

ЛЮБА (поспешно). А вы куда ездите?

ВЕРА. Раньше в Хабаровск ездила. Теперь в Иркутск… Ничего заработки хорошие… Только все

равно — проклятая наша профессия. Из-за чего, спросишь? Из-за кобелей. Ох, кобелиная эта порода мужики. Вот он перед третьим звонком жену на перроне вылизывает, а вот зашел в вагон, и он уже как огурчик — лезет в служебное купе «за добавочкой чаечка»! Да еще дверь изнутри закроет, чтоб никто не мешал, а там у нас и так развернуться негде, так что пока ему замком по морде не врежешь, он не отстанет… Да… А у них, у кобелей этих командированных, особой популярностью пользуются проводницы, да еще официантки, а знаешь почему? Так нас же раз в три месяца проверяют. Ага… Так что вероятность заразиться меньше раза в два… Ух, как я их ненавижу! У них ведь какая психология — раз ты проводница, так ты баба общественного пользования.

ЛЮБА. Все равно… Поездить, страну повидать… Я бы поездила.

ВЕРА (загораясь). А что? Хочешь, устрою? Серьезно! Я тебе серьезно говорю!

ЛЮБА. Нет, что вы, у меня Санька… Я его на соседку сейчас оставила… Душа не на месте…

ВЕРА. Да… Как он учится?

ЛЮБА. По-всякому. К математике способности…

ВЕРА. Математика — это главное…

Молчат. Каждая думает о своем…

Наконец, Вера встает и начинает убирать со стола.

Я тебе на тахте постелю, а сама на раскладухе.

ЛЮБА. Что вы, я привыкла на раскладушке. Я и дома на раскладушке сплю.

ВЕРА. Вот дома и спи. А здесь я хозяйка. Тебе выспаться надо. (Стелет Любе на тахте, ставит раскладушку.) Ложись и спи. Будильник я накручу…

Смотрит на Любу, которая долгим, странным взглядом глядит в темное окно.

Тебе снотворное дать?.. Люба!

ЛЮБА (очнувшись). А? Нет, не надо… Я не усну все равно, только голова будет тяжелая… Вера, а у вас родные есть кто-нибудь?

ВЕРА. Сестра в Нижневартовске… (Уносит поднос на кухню, говорит оттуда.)

Люба раздевается, ложится.

Приезжает в командировки… Мы уж отвыкли друг от друга, очень разные… Иногда приедет, сидим-сидим, а говорить не о чем. Она там главный инженер завода, большой человек. У нее и переживания большие, государственные. Стану я ей о своих маленьких бедах плакаться!

Заходит в комнату. Люба уже лежит на тахте, заложив руки за голову. Смотрит в потолок. Вера садится к ней, на краешек тахты, и глядит все тем же долгим сострадательным взглядом…

Худо тебе? (Люба отворачивается.) Худо… Что-то мы с тобой все вокруг да около… (горячо) Ну вот скажи ты, умная, красивая баба, ты ж книг сколько начиталась — ты что ж, его сразу не разглядела, а?! Его сразу как на ладони видно! Он как начнет эту лапшу на уши вешать, эти стихи декламировать — тут все наружу и прет!

ЛЮБА. Нет. Он очень артистичный, легкий, он талантливый.

ВЕРА. Его ни на одной работе не держат — талантливый!