Не от мира сего-3
Шрифт:
Внутри было пусто, темно и совсем не пыльно.
— Ну, если ты уже пришел в себя от вчерашнего успеха, тогда пойдем, — раздался из темноты голос Царя. — Путь неблизкий, но мы одолеем его быстро.
— И тебе здравствовать, Царь, — ответил Садко и двинулся на голос.
Он ожидал, что через пару шагов достигнет скалы, но та все как-то отодвигалась, потом впереди забрезжил свет, и он увидел на мгновение перед собой скрывшегося за каменным поворотом царя. Это была пещера, на входе которой зачем-то построили тамбур. Слабый свет плошки с маслом и горящего в нем фитиля освещал проход, помогая отыскать правильный путь. Он вообще-то был
Размышляя о том, о сем, Садко едва не уткнулся в спину Царя.
— Ну вот, — сказал тот, не оборачиваясь. — Теперь небольшой переход, совсем небольшой. Ни сапог железных, ни хлебов железных не понадобится.
— А что понадобится? — спросил лив.
— Дыхание задержи, — ответил тот. — И следуй точно за мной.
— Куда? — поинтересовался Садко, крутя головой и не обнаруживая сколь-нибудь сносных для передвижения вперед, вбок, вниз и вверх ответвлений. Тупик.
Царь подошел к стене, поднял из-под ног какой-то молоточек, легко и точно стукнул им куда-то в скалу, отчего по всей пещере прокатился гул, как от колокола, снова бросил ударный инструмент на каменный пол и ушел в гору. Садко удивился, но никак свое удивление выказывать не стал, повторив за владыкой гуанчей все движения, разве что молоток не брал.
Дыхание задерживать было нужно, даже более того — необходимо. В один миг он ощутил себя внутри горы, причем камень так точно окружал все его тело, что никакого пустого пространства между ним и твердой породой не было: где кончалась плоть — там начинался базальт. Скала будто бы повторила его форму. Не успел музыкант подумать: замуровали, демоны — как вывалился в пещеру опять. Только пещера была уже другой. Сквозняк здесь присутствовал, что ли. Да и освещенность иная.
— Стесняюсь спросить: что это было? — полюбопытствовал Садко.
— Это был малый переход, — ответил Царь, который тоже был здесь. — Даже можно сказать: малюсенький. И мы здесь.
— Где? — сразу же поинтересовался лив. — Только прошу не говорить ни слова про Караганду.
Правитель гуанчей вздохнул полной грудью и развел руки по сторонам.
— Это Пещера Ветра, — сказал он. — Не вся, конечно — только ответвление, но очень полезное, прямо сказать, ответвление. Здесь создается будущее.
«Ну, да», — подумалось Садко. — «Надышаться можно только ветром. Наесться — хлебом насущным, напиться — морем глубоким. Чтобы поменять свое будущее необязательно забираться в какую-то подземную дыру. Достаточно обронить в нужном месте ненужное слово».
Однако менять свою дальнейшую судьбу он не стал — лучше помолчать и осмотреться, все равно ни черта не понятно. А пещера была достаточно большой и не чувствовалось в ней затхлости, спертости и вообще — груза камня и земли над головой. Наверно, потому что воздух был всегда свеж. Сюда нужно водить людей, страдающих клаустрофобией — и будет им счастье, потому что вылечатся. А потом приведут своих друзей, подверженных клептомании.
Заметив, что Садко не торопится с расспросами, только глазами хлопает по сторонам, Царь перестал дуться, несколько умерил свой звездно-небожительский апломб и заговорил, как нормальный человек. Он рассказал много всякого интересного, но еще больше интересного — не рассказал, потому что, познавая со слов главного гуанча здешний мир, Садко запутался в вопросах, которые так и вертелись на кончике языка. Большая часть из них начиналась
С Иерро они переместились на самый большой остров, прозванный первыми гуанчами T"am"a Riutta [160] . Вообще в рубежах земель архипелага это дело можно было совершить, не прибегая к помощи лодок, крыльев или иных приспособлений. Достаточно было всего лишь «врасти» в камень, чтобы «вырасти» из него в другом месте. Конечно, для таких целей подходили не любые осколки скал, а обладающие особыми свойствами, ранее известными, но почему-то со временем эти знания были утеряны. Вероятно, это было необходимо для еще большего разделения людей, чтоб легче ими управлять той когорте, обозвавшейся высокопарным словом «Правь».
160
«Это Риф» в переводе с финского, (примечание автора)
Камень обладает удивительным свойством, характеризующимся воздействию на время, как таковое: оно в нем практически не течет, замирает. Чем тверже порода, тем слабее в ней влияние этого самого времени. Как говорится: научись управлять временем — будешь богом.
Но в любых скалах есть пустоты, которые состоят, простите, из пустоты. Вот именно эти самые полости, каверны, либо просто дырки от бубликов могут мгновенно складываться в любую форму в любом месте, а, следовательно, и принимать в себя некое инородное тело, например, человеческое. Естественным путем это дело длилось бы миллионы световых лет, но в каменных тисках таким пустяком можно пренебречь. Вошел — и тут же вышел, здравствуйте, девушки.
Попасть с Иерро на Тенерифе технически просто, только знать, куда прикладывать свою силу. Вот с острова, под названием Пальма [161] , добраться до маленькой земли омываемой безбрежным Тихим океаном, именуемой Пасха [162] , уже несколько сложнее. Нужны железные «сапоги» и железный же «хлеб» — расходные материалы, так сказать. Чем дальше путь, тем больше железных «сапог» придется износить, и железного «хлеба» изглодать. Издержки процесса.
161
Palmu — в переводе с финского «верба», (примечание автора)
162
там, где много каменных голов — p"a"at, если по-фински, (примечание автора)
Но помимо чудесных камней-порталов, в пещерах имеются ходы, которые согласно легенде проделал мировой змей Ёрмунганд, шнырявший под землей в поисках своего хвоста. Змей куда-то задевался, вот норы остались, причем иногда весьма замечательные.
Океаны и моря, не говоря уже про озера и пруды, всегда стремятся к покою, чтоб ни волн, ни водоворотов. Считается, что ветер порождает шторма, чем сильнее ураган — тем выше волны. Ну и ладно, пусть так. Самая тонкая часть суши между миром и преисподней — это подводная поверхность, потому как она вымылась к чертовой матери и продолжает вымываться. Вот к ней и выходят в некоторых местах змиевы ходы.