Не от мира сего
Шрифт:
Через некоторое время и вторая, большая собака, повела себя аналогичным образом. На заборе две потрепанных кошки давились от смеха, а огромная ворона безмолвно взмыла с конька крыши и, всем своим видом изображая глубочайшее презрение, улетела в лес.
— Два кордона безопасности, — кивнув на двуликих псов, сказал Мика. — Если мелкий не остановит, включает свою глотку большой. Сработались, бесхребетники.
— Надежная защита хозяйства, — согласился Илейко, и в животе у него оглушительно заурчало. Он сразу же понял причину такого недовольства — запах. Даже, скорее, аромат — так могут пахнуть только настоящие щи со всеми полагающимися им специями.
— Уж не обессудь, дорогой гость,
А Бог послал много и вкусно. За столом собралась вся взрослая составляющая большой семьи землепашца. Они с интересом разглядывали высокого ладного незнакомца, старающегося есть поменьше. Впрочем, безуспешно — ему подкладывали и подкладывали. Детишки перебегали от одной двери к другой без всякой на то надобности — им тоже было интересно наблюдать за "великаном".
Илейко рассказывал о себе, ничего особо не утаивая. Разве что встречу с каликами и своего друга Бусого не упомянул. Да то, что угораздило ему в казаки вляпаться. Да, как он со Стефаном и попом Мишей нечисть в Герпелях пугали. Да про шведов в Тулоксе. Да, о бесноватых в Ведлозере. Да еще много чего. Его слушали с интересом, порой перебивая вопросами.
— Баня готова! — сказал с порога подросток и быстро исчез с глаз долой.
Илейко понял, сегодня у него праздник, посвященный человечности.
Однако для гостя оказалась готовой баня вовсе не во дворе у Мики. Внизу, у озера, ждала парильщиков небольшая темная от возраста банька.
— Здесь можно, никого не стесняя, попариться в свое удовольствие, от чужих глаз, а главное — ушей, вдалеке. Нечасто у нас гости бывают, к тому же такие знатные, — объяснил Мика.
— Да какой я — знатный, — засмущался Илейко. — Так, погулять вышел.
— Ну-ну, — улыбнулся хозяин. — Ты, крещеный, можешь не оправдываться. Слово мое не для баловства, не для того, чтобы уязвить или обольстить. Я просто говорю факт.
— Меня, вроде бы в миру крестили, — еще больше потерялся Илейко. — Мимо церкви, говорят.
— Да не важно где, главное — кто. А я знаю твоего крестного отца. Можешь мне не верить, но когда встретишь Сампсу Колывановича — он сам тебе все расскажет. А в том, что пересекутся ваши дорожки — это я уверен. Так что — парься, дорогой гость, от души, не жалей березового веничка.
И Илейко, озадаченный странными словами хозяина, расстарался на радость себе: еще никогда пар не был таким жгучим, а веник — столь мягким, бражка — настолько освежающей, а вода в озере — такой мягкой. Они беседовали с Микой обо всем, будто всю жизнь были лучшими друзьями.
— Я, — говорил хозяин, — еще в детстве метелиляйнена встретил. Да не одного. Но и не сразу обоих.
— Надо же, а мне казалось, вымерли они все давным-давно, — удивился Илейко.
Мика поведал историю, которая способна была удивить любого, умеющего слушать.
Метелиляйнены (от meteli — шум, драка в переводе с финского, примечание автора) были велики по своим размерам, от этого они и производили слишком много шума. Да еще и характер у них был весьма воинственный. Бились всегда и со всеми. Не от жажды убийств, а по складу характера. Самый знаменитый, Голиаф, пал от камня, пущенного пращей человека Давида где-то вблизи горы Мера. Раньше было их много, но со временем порастратились, подрастерялись и почти вымерли. Человек своей подлостью свел в их могилу.
Еще изредка можно было встретить метелиляйненов на берегах Гандвика (Белое море, примечание автора), что в переводе у норманнов означало "Залив чудовищ", или среди диких северных скал Скандинавии. Называли их по-разному: кто — хийси, кто — етун, кто — тролли, а некоторые — йятти. Вблизи Большой Сельги жил, говорят, последний из их племени. Даже имя у него было — Яакко Пунтус.
У Пунтуса была дочь, какая-то безымянная великанша, а жены не было. Где-то болталась вместе с прочими женщинами на вольных хлебах вблизи Уусимаа (Новая Земля, в переводе с финского, примечание автора). Яакко возделывал землю где-нибудь в непроходимых и абсолютно безлюдных лесах. Корчевал, пахал, рвал напополам подворачивающихся под горячую руку медведей. Словом, был очень культурным и воспитанным малым, если так можно назвать Божье создание высотой в три с половиной человеческих роста. И дочка тоже была ему под стать. Вот только скучно ей было, поэтому и слонялась по лесу, создавая своим отнюдь нехрупким телом лишний шум. Однажды натолкнулась она на человека, деловито обмеряющего окультуренную папашей делянку. Скрытно, насколько это ей удавалось, она побежала к отцу и поделилась новостями. Тот захотел сам лицезреть это дело. Лес Вакокангас — обширный, найти человека в нем сложнее, чем, положим, росомаху. Но дочка не обманула, только ошиблась с подсчетом: человеков было два. Один — взрослый, другой — совсем мальчишка. Когда Яакко вышел на них, старший очень удивился, замахал руками, схватился за грудь и притворился спящим. А младший, закричав от ярости и гнева, подхватил суковатую дубину и бросился на великана. Хотел отомстить за умершего от расстройства и страха батюшку.
В общем, человека похоронили, а мальчишку взял себе в ученики сам Пунтус. Дочь же его, воспользовавшись случаем, убежала из отчего дома в поисках лучшей доли на север, где, по слухам, метелиляйненов было, как собак нерезаных. А человек прижился, научился обитать в доме, где никогда не запирали дверей на засовы: вряд ли найдется вор, способный поживиться любой изящно сделанной, но донельзя тяжелой безделушкой. Яакко тем временем прекрасно понимал, что если кто-то из людей пробрался к его угодьям, то за ними последуют и другие. Вопрос времени.
За несколько лет мальчишка превратился в настоящего специалиста по возделыванию лесных земель, позднее выяснилось, так обрабатывать сельгу, как он, не мог больше никто. А Пунтус задумал уходить на север. Решил он идти от сейда к сейду, единственных вех, оставленных былым могучим племенем метелиляйненов. Гиганты не носили оружия. В случае крайней нужды использовали те булыжники, что складывали по лесам и освобожденным полям, пусть потом заросшим дикими зарослями. Броски каменных глыб способны были повергнуть в бегство любого врага, включая и самих метелиляйненов. Бывалочи, когда возникали некоторые трения между собой, перебрасывались валунами с острова Корписаари в соседствующий, но не ближайший, залив Отсанлахти. Прятались за возведенными каменными грядами, а несчастных, поймавших в голову привет от соседей, хоронили на Лапинлахти. Теперь Пунтус на старости лет решил больше не оставаться в родных краях, а идти к легендарному королю великанов Херрауду, как его почтительно звали люди, Железному Господину (Herra — господин, Rauta — железо, в переводе, примечание автора). Авось хоть похоронят по-человечески, точнее, по-метелиляйненски.
А Мика вышел к деревушке Микли, что на западной оконечности леса Вакокангас. Не взял его с собой старый Яакко Пунтус, как ни просился человек. Пришлось вернуться на родину, в Большую Сельгу, где их с отцом давным-давно считали безвестно сгинувшими.
— Здорово меня тогда доставали всякие христопродавцы, кем только не называли, — вспоминал после очередного захода в парилку Мика. — От церкви отлучали, даже слэйвинов присылали, чтобы зарезать, как овцу. Но ничего, так просто взять меня не могли. Я, брат, многому у метелиляйненов научился. А в их церковь я был и сам не ходок. Потому, наверно, и злобствовали нехристи.