Не отпускай мою руку
Шрифт:
Молчание.
«На этот раз», — мысленно повторяет Имельда. Они вполне могут без нее обойтись. Она чувствует себя девчонкой, которая тайком сбегает из дома, чтобы пойти в ночной клуб, влюбленной девчонкой, у которой отчаянно колотится сердце. Ей надо успокоиться.
— Ты ведь справишься, правда, мой хороший?
— Мама, ты какая-то возбужденная. Что, мужика нашла, да? Настоящего? Кафра?
По мере приближения к поселку машин становится все меньше. Если Имельда не хочет, чтобы ее засекли, ей надо быть начеку.
— Назир, я больше не могу говорить. Ты мальчик неглупый, у тебя все получится.
Она отключается и кладет мобильник на колени.
«Шевроле» поворачивает налево, потом направо. Выждав несколько секунд, она следом за ним погружается в лабиринт грязных переулков. Кроссовер в конце концов заезжает в тупик. Имельда тормозит у обочины. Тощая собака принимается обнюхивать шину. Напротив раздергивается занавеска, выглядывает старуха в халате, таращится на Имельду. Дети играют в мяч между мусорными баками.
Точная копия ее квартала в Сен-Луи. Имельда чувствует себя как дома. Она выходит из машины и пешком двигается к началу тупика.
«Шевроле» припаркован у маленького домика с железной крышей. Роскошный сверкающий кроссовер странно выглядит рядом с убогой хижиной, но Имельда знает, что некоторые креолы согласились бы остаться без крыши над головой, а вот от новой тачки отказаться не в силах.
Малабар вылезает из машины и скрывается в доме.
Имельда ждет. Проходит минута. Телефонный звонок.
— Мама, это Назир.
Негритянка поднимает глаза к небу.
— Я занята!
— Мам, а если вместо этих паршивых овощей приготовить рис? Дориан, Амик и Жоли не возражают.
Ну сколько можно!
— Милый, я занята.
— Я понимаю, мам. Значит, да?
Имельда вздыхает.
— Хорошо. Назир, а теперь внимательно послушай, что я тебе скажу. Больше мне не звони. Если что-то срочное — посылай смс-ки. Ясно?
— Ясно! Рад за тебя, мама. Развлекайся, не буду тебе мешать…
Кретин!
Назир кладет трубку.
Проходит еще минута. Имельда снова начинает сомневаться: может, все-таки позвонить Кристосу? Читая детективы, она всегда ругает героев, когда они под совершенно неправдоподобными предлогами отказываются обратиться за помощью к полиции… и в конце концов вляпываются из-за этого в страшные неприятности, а некоторых и вообще убивают.
А вот теперь она сама ведет себя так же глупо…
Малабар выходит из дома. На плече у него висит сумка размером почти с него. Он запихивает ее в багажник «шевроле». Еще несколько секунд — и кроссовер трогается с места, выпуская через свой двойной глушитель выхлопные газы.
Имельда не знает, что делать: снова сесть в машину и продолжать слежку или остаться и осмотреть дом. Дом притягивает сильнее, да и вообще кроссовер уже скрылся за углом.
Имельда решает
Имельда встает.
Она решила только обойти сад и заглянуть в окно — может, удастся хоть что-то разглядеть. И если какая-то деталь ее заинтересует, она позвонит Кристосу.
Имельда толкает скрипучую калитку, отводит ветку засохшего эвкалипта. Подходит поближе. Окна заросли грязью, через них ничего не разглядеть.
Впрочем, и стараться незачем.
Дверь не заперта, малабар ее всего лишь прикрыл. Да и ржавым замком, похоже, уже много лет не пользовались.
Имельда прекрасно понимает, что войти было бы предельной глупостью. Она тысячу раз читала о чересчур любопытных свидетелях, которые вот так всегда и попадаются, — из-за того, что были слишком уверены в себе.
Она окидывает взглядом улицу.
Да что с ней может здесь случиться среди бела дня? Она выросла в точно таком же квартале и всегда в таких жила, она знает местные правила и обычаи, и местных старух-шпионок, и галдящих на улице детей, и мужчин, которые до захода солнца не показываются.
Имельда сжимает в руке телефон, проверяет, ловит ли он сеть.
И открывает дверь.
36
Температурная инверсия
11 ч. 40 мин.
Над Песчаной равниной разносится усиленный мегафоном голос.
— Бельон! Вы окружены. Отойдите от дочери и поднимите руки.
Марсьяль, прищурившись, различает сквозь пыльную пепельную дымку стоящих людей. Их десятка два, они стоят прямо и неподвижно, будто тотемные столбы, расставленные на голой равнине метрах в тридцати друг от друга. И каждый целится в него из снайперской винтовки.
Софа крепко зажимает в кулачке его указательный палец.
— Папа, они нас убьют? — совсем тихонько спрашивает девочка.
Марсьяль садится перед ней на корточки.
— Нет, солнышко. Не бойся. Держи меня за руку. Только не отпускай мою руку.
Он с вызовом смотрит на полицейских. Чем они ближе, чем скорее ему предстоит встретиться с ними лицом к лицу, тем явственнее он ощущает в себе странную силу, пьянящее чувство неуязвимости, которое усиливает его волю. Ему хочется, например, встать между дочерью и этими винтовками, защитить ее от этих наемников.
Марсьяль снова наклоняется к дочери. Он не должен поддаваться эйфории, его отцовский порыв — всего лишь рефлекс, животный инстинкт выживания, иллюзия, которой он отгораживается от реальности.