Не плачьте о нас...
Шрифт:
— Er ist mein Sohn. — Анна Ивановна подыскивала в памяти немецкие слова. — Wir gehen zu meiner Schwester. Sie wohnt im Dorf. Sie ist krank [8] .
Жандарм молча заглянул к ней в сумку, но, кроме полотенца и каких-то таблеток, ничего не увидел.
Патруль ушел.
— Ф-фу, как я напугалась. Боялась, тебя обыскивать станут.
— Не докумекали. А то бы крышка.
За голенищами сапог у него были спрятаны бинты, хирургические щипцы и скальпель.
8
Это
Полчаса спустя они уже пробирались по старой мозолистой тропке сквозь заросли желтой акации и орешника.
На границе тучи ходят хмуро, Край суровый тишиной объят, —запел вдруг Эдик.
— Ты что, с ума сошел? — дернула его за рукав Анна Ивановна.
— Это сигнал. Вы меня у входа подождите…
У высоких берегов Амура Часовые Родины стоят!Узкая расщелина, ведущая в пещеру, была почти незаметна. Эдик бесшумно проскользнул в нее а оторопел: Марков был не один. Рядом с ним на плащ-палатке сидел какой-то человек. При тусклом свете коптилки Эдик не смог его рассмотреть.
— Не бойся, — сказал Марков, — это свой. Вы ведь знакомы?
— Немного. — Только сейчас Эдик узнал Спартака, лучшего спортсмена с мотороремонтного завода.
В прошлом году Спартак приходил к ним в школу на вечер дружбы. — Ты как сюда попал?
— Так же, как и ты.
— Тебе пароль Нина Елистратовна сказала?
Эдик был немного обижен. Тайка, которую они с Витькой не доверили даже самым близким друзьям, стала известна постороннему человеку. А может, не постороннему: не станет же Нина Елистратовна посылать к лейтенанту кого попало. Помолчав, Эдик сказал:
— Я привел врача.
Марков не удивился: видимо, его уже предупредил Спартак.
— Вот и славно. Только здесь темновато. Помогите-ка мне лучше выбраться наружу.
При дневном свете кожа на лице лейтенанта казалась голубой. Щеки ввалились и заросли густой русой щетиной.
— А я почему-то представлял вас старой дамой и в очках, — сказал Марков, здороваясь с Анной Ивановной. — Ей-богу.
Маркова уложили на плащ-палатку. Эдик достал сверток с инструментами, и Анна Ивановна стала протирать их спиртом.
— Вы пока погуляйте, — сказала она ребятам.
Они спустились вниз по тропинке и сели на поваленное дерево. Стояла такая тишина, что слышно было, как падают первые осенние листья.
— Будто и войны нет, — задумчиво сказал Спартак.
Сверху донесся негромкий голос Анны Ивановны:
— Рана запущенная, но ничего… Так, выходного отверстия нет. Это хуже. Придется потерпеть. Анастезию я вам сделать не могу — нечем.
— Я потерплю. Видно, на излете угодила.
— Потерпите, голубчик. Вот так… Ага, вот она где, в мякоти засела. Сейчас, сейчас мы ее. Нате, держите на память.
— Спасибо, доктор.
— Не за что, лейтенант. А я к вам еще наведаюсь.
Когда ребята вернулись к пещере, Марков уже сидел с забинтованной ногой и болезненно улыбался.
— Мне надо идти, — сказала Анна Ивановна Эдику. — Ты не провожай.
— Я Нине Елистратовне обещал доставить вас туда и обратно. До свиданья, товарищ лейтенант.
— Спасибо, Эдик. Уж не знаю, как вас и благодарить. Из-за меня ведь рискуете.
— Ничего, перезимуем, — отмахнулся Эдик. — Пока.
— Погоди. — Спартак полез за пазуху и достал толстый пакет. — Это листовки. Обращение крайкома партии.
— Откуда?!
— Наши с самолета сбросили. Бери. Расклейте в людных местах, только осторожно. И без лихачества. А то прошлый раз знаете, что они учудили? — Спартак повернулся к Маркову. — На дверях немецкой казармы свои самоделки расклеили. Спрашивается, зачем?
Марков, нахмурившись, покачал головой.
— Ребячество, — сказал он. — Эдик, передай Нине Елистратовне, чтобы она строжайше запретила подобные выходки. Это не смелость, а глупость. Понял?
— Понял, — буркнул Эдик, радуясь, что в пещере полутемно и не видно, как краска заливает ему лицо. Листовку на дверь казармы приклеил он.
Когда Анна Ивановна с Эдиком ушли, Марков сказал:
— Ну что ж, продолжим разговор. Кто эта Полина?
— Жена парторга колхоза имени Тельмана, Лисоволова ее фамилия. Папа до войны был хорошо знаком с ее мужем. Да и мама говорит, что Полина Федоровна наш человек.
— Значит, партизаны к ней заглядывают?
— Бывает. Они хотят наладить связь с городским подпольем.
— Каким образом?
— Пришлют в Пятигорск своих людей. Полина Федоровна предлагает временно поселить их у своих родственников, Корабельниковых. Митя Корабельников дружит с нашими ребятами.
— Ты поговори с ним, Спартак. Остальных ребят не посвящай. Если связники придут, пусть знает о них один Митя. А дальше поглядим. Возможно, с ними придется встретиться Нине Елистратовне или твоей матери. Кланяйся им обеим. — Марков протянул Спартаку руку: — Ну а теперь ступай.
ИЗ БЕСЕДЫ П. И. ДЕНЬГУБОВА С УЧАСТНИКОМ ПОДПОЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ДМИТРИЕМ ПЕТРОВИЧЕМ КОРАБЕЛЬНИКОВЫМ
«В 1942 году мне было 14 лет. Мать умерла, отец ушел на фронт, и жил я с бабушкой. Друзьями моими были: Дурнев Виктор (мы звали его „Шагораш“), Виктор Колотилин, Вася Лисичкин (Лиса), Бондаревский Юра, Попов Эдик — учились в 17-й школе, где сейчас Дом пионеров. Да, и еще парень по кличке Артист. Все они были ребята боевые, как говорится, сорвиголовы. Особо дружил я с Бондаревским, Дурневым и Лисичкиным.