Не плачьте о нас...
Шрифт:
Перешли вброд Подкумок, и тут оказалось, что Марков сильно хромает: его задело автоматной очередью.
— Кажется, в бедро угодило, — сказал он, кривясь от боли. — Сержант Евсеев, немедленно уводите всю группу.
— А вы, лейтенант? — откликнулся Евсеев.
— Повторяю — это приказ. — И Марков что-то добавил сержанту на ухо.
И тогда вмешался Витька:
— Тут близко пещера есть. Мы спрячем вас. Только решайте быстрее, товарищ лейтенант.
— Хорошо, попробуем, — сквозь стиснутые зубы ответил Марков. — Евсеев, выполняйте приказание…
И в это время грохнули взрывы. Над комбинатом занялось зарево пожара…
Возвращение
В полдень, поднимаясь на чердак своего дома, Витька Дурнев соображал: что сказать Юре и Леве? С малых лет живут бок о бок, и скрывать от них правду вроде бы нечестно. А с другой стороны, имеет ли он право доверить им чужую тайну?
В двери торчало гусиное перо.
— Кто-то уже здесь, — обернулся к Эдику Витька.
Он постучал. Брякнула задвижка, и дверь, скрипнув, распахнулась.
— Витька? Легок на помине, — сказал Лева Акимов. — Кто это с тобой? А, Эдик… Ну проходите.
За самодельным столом сидели еще двое — Юра Бондаревский и Мурат Темирбеков с Теплосерной. Через маленькое оконце, глядевшее на улицу Сакко и Ванцетти, падал на стол ребристый столбик света. На столе лежала карта, исчерченная стрелами. Тикали старые ходики. В углу чердака тускло поблескивала груда пустых бутылок. Ребята собирали их для зажигательной смеси, но сдать успели не все [2] .
2
Бутылки с зажигательной смесью в первые годы войны применялись вместо противотанковых гранат.
— Где же вас носило? — спросил Юра.
— Пробовали пробиться к своим, — признался Витька.
— Очень по-товарищески. Матери оставил записочку, а нам ни слова.
— А вам-то кто мешал? — огрызнулся Витька.
— Не цапайтесь, — строго сказал Лева Акимов, приглаживая рыжие вихры. Несмотря на августовскую жару, он почему-то был в суконной гимнастерке с петличками ремесленного училища. — Давайте-ка лучше подумаем, как жить дальше.
— А что думать? — заговорил вдруг Мурат, не проронивший до сих пор ни звука. — По-моему, надо связаться с подпольщиками. Не может быть, чтобы наши не оставили в городе разведчиков. Вот найдем их и будем помогать.
— Повесим объявление, — съязвил Юра Бондаревский. — «Срочно разыскиваем подпольщиков. Обращаться по адресу: Теплосерная, 30, Темирбекову».
— Перестань, — осадил его Лева. — Мурат прав: подпольщики в городе, конечно, остались. А кто же другой, по-вашему, взорвал мясокомбинат?
Эдик и Витька незаметно переглянулись.
— А кто дал фрицам прикурить у Машука? — продолжал он. — Их же там добрую сотню положили [3] . Я к чему речь веду? К тому, что наш город сопротивлялся и будет сопротивляться. Ну а мы? Прежде чем искать подпольщиков, мы должны заслужить их доверие.
— Делом заслужить, — сказал Витька.
— Правильно. Прежде всего надо раздобыть оружие.
— Один автомат у нас уже есть, — не утерпел Эдик. — Немецкий, между прочим, с рожком. Мы его в пеще…
3
Ребята не могли знать, что на Машуке тоже действовали курсанты танкового училища. О подвиге курсантов рассказала "Комсомольская правда": "Двадцатилетний комсомолец лейтенант Дубовик сумел задержать немцев у Пятигорска, куда прорвались
А в первом номере журнала "Пионер" за 1943 год Самуил Яковлевич Маршак напечатал свою "Балладу о пятнадцати". Вот строки из нее:
Четырнадцать храбрых Сражались с десантом — Винтовкой, гранатой, штыком. Пятнадцать их было С лихим лейтенантом, Шестнадцать — с горой Машуком. Немецкие каски усеяли склоны, Дороги у ног Машука, Пока занимали рубеж обороны Кавказские наши войска.Под колючим взглядом Витьки Эдик прикусил язык.
— Говори, чего же замолчал? Все секреты разводите, — обиделся Юра.
Но Лева остановил его:
— Ты дашь договорить?.. Я еще вот что хотел сказать: надо потихоньку, не в лоб, потолковать с другими ребятами. Кому мы верим.
— С Колотушкой, например. Всю жизнь в одном доме живем, — сказал Мурат. — С Васькой Лисичкиным.
— Витьку Колотилина я знаю, — подтвердил Лева. — Он тоже в ремесленном учился. У него старший брат погиб, а двое воюют. Парень надежный. Между прочим, хорошо рисует. Это может пригодиться. Для листовок, например. Нам бы еще приемник раздобыть.
— Стоп, — сказал Эдик. — Есть один парень, в нашем доме живет — Юра Качерьянц. Мастер на все руки. Мы с ним, правда, не очень дружили.
— Почему?
— Он постарше нас, комсомолец. Я с ним потолкую.
— Договорились. — Лева припечатал ладонь к столу. — Где собираемся в следующий раз?
— Да хоть у меня, — предложил Юра.
— Ладно. Завтра у тебя в пять. А теперь по одному на улицу. Надо посмотреть, что в городе.
Юра Бондаревский шел по родному городу и не узнавал его. На главной улице, Советской, стояли немецкие полевые кухни. Возле них толпились веселые загорелые солдаты в коротких — выше коленей — штанах и в рубашках с засученными рукавами.
Они ели из плоских котелков, разглядывали прохожих и громко смеялись.
Советская улица шла от самого вокзала и упиралась в Цветник — парк под горой Горячей, отрогом Машука. До войны Цветник был любимым местом гуляния пятигорчан и курортников. Сейчас здесь полуголые немецкие солдаты обливались из ведер минеральной водой — день выдался на редкость жаркий. Замки со всех магазинов были сбиты. На тротуарах сверкали осколки витрин. Кое-где мостовые были белыми, словно только сейчас выпал неурочный снег. Этот снег поскрипывал под подошвой, как настоящий.
«Сахарный песок», — догадался Юра.
И всюду флаги — красные с белым кругом посредине полотнища, а в кругу черная, режущая глаз свастика. И всюду, куда ни глянешь, приказы, приказы, приказы: на заборах, на стенах домов. За каждой строкой их стояла смерть. Смертная казнь за хранение огнестрельного оружия и военного имущества, за укрытие партизан, коммунистов, военнослужащих Красной Армии, за появление на улице после восьми часов вечера.
У Цветника в двухэтажном доме, на застекленной веранде уже было открыто кабаре. «F"ur Offizire», — прочел Юра на вывеске. Из распахнутых настежь окон доносился патефонный вздох певца-эммигранта…