Не по чину
Шрифт:
А ратник никак не успокаивался:
– А ежели шагов на двадцать отнести, тоже попадешь?
– Тоже… – Кусок пышки торопливо проскочил в горло между ответами.
– Ага… А ежели вот шагов за пятьдесят в мешок с зерном? Как? Не промажешь?
– Угу… – Пышка уже кончалась, а с этим надоедой толком и не распробовал.
– Да он вороне в зад не промахнется! Отсюда прям… – вдруг выдал на всю корчму какой-то купчина. – Владко, ты еще попроси его комара в полете подранить! Не видишь, сопляк треплется!
Арсений, словно поднявшийся в корчме хохот его никак не касался, переглянулся
Тот вздохнул, набираясь смелости, и повернулся к гоготавшему громче всех купцу:
– А с чего ты, дядя, взял, что треплюсь? Ежели говорю – сумею, стало быть, так и есть. Нас в Академии по-другому не учат.
Купчина на мгновение опешил:
– Да ты чего, сопляк, себе позволяешь?
– Э-э-э, Горушка, умерься! – нахмурился Бояша. – Это мои гости. Малец говорит, значит, так и есть. Тем более вот Саженка за него ответ держит. А сомневаешься, так проверь.
– А вот и проверю! – Выпитое вино, вздорный характер и, главное, возраст стрелка не давали купчине успокоиться. – Чего далеко ходить? Вот сейчас шапку кину, пусть хоть один попадет! Чо хошь в заклад поставлю!
Арсений снова слегка кивнул отрокам. Урядник, чувствуя его поддержку, заговорил уже уверенно:
– Чо хошь не надо. А вот кормить нас всех, покуда мы в городе стоим, берешься, коли в шапку твою влет попадем?
– И поить! И одену и обую! Да медовых калачей на гривну каждому! – заржал разошедшийся не на шутку купчина, отмахиваясь от дергавших его за рукав приятелей.
– Идет! – Урядник встал из-за стола, жестом поднимая остальных отроков. – Заклад принимаем!
– А чем сами-то платить думаете? Денег-то у вас нет, поди? – Купчина хитро прищурился. – Железо, что с вас, и на полгода ко мне в холопы – идет?
Отрок коротко глянул на Арсения и пожал плечами:
– Как скажешь. Шапку доставай!
До стены, к которой направился купец, было шагов пятнадцать. Сидевшие вдоль нее посетители торопливо рассаживались в стороны, кто-то, судя по доносившимся обрывкам разговоров, бился об заклад с соседями, а сам герой дня, затеявший эту потеху, по пути хлопнул по спине какого-то парня:
– Беги до дома, скажи, пусть место готовят. Холопы у нас новые!
Подняв над головой дорогущую бобровую шапку с парчовым верхом, купчина помахал ею и поинтересовался у урядника:
– Ну? Готовы?
– Кидай!
Спорщик еще чуток повертел шапкой у себя над головой и вдруг резко взмахнул рукой, но не бросил, а, задержав на мгновение движение, кинул шапку низко над полом.
Щелчки самострелов слились в один, перекрывшийся стуком болтов в стену.
В корчме наступила полная тишина. На стене, в трех шагах от все еще довольно скалящегося купца, висело пришпиленное болтами то, что осталось от его бобровой шапки. Летевшие под разными углами болты буквально разорвали ее в клочья, а что осталось намертво пригвоздили к стене. Хозяин самодовольно перевел взгляд со стрелков на стену с остатками своего роскошного головного убора и икнул. Улыбка оплыла с его лица, как грязь из-под мокрой тряпки.
– Ты чего сотворил?! – взвыл он, рванувшись к довольно ухмылявшемуся уряднику. – Ты чего с моей шапкой сделал, псина ты безродная?
Но за спинами мальчишек уже поднялись Бояша с Арсением, да и приятели ратника возмущенно загудели из-за других столов. Купец оглянулся по сторонам и понял, что распускать руки ему не позволят. Бояша хмыкнул, шагнул к стене и, отодвинув Горушку в сторону, принялся выдергивать из бревен болты и ошметки погубленной шапки.
– Знач, кормишь мальцов, пока они тут стоят, – деловито сообщил он купчине. – Саженка, сколько вас там? Сотня? Ах, меньше? Ну твое счастье, Горушка, не разоришься. Они у купца Никифора остановились, к нему и привезешь. И прокорм, и все прочее. Да про калачи не забудь! – подмигнул он мальчишкам. – Твое слово…
Только тут до купца стал доходить весь трагизм положения. Налившись дурной багровой кровью, он хватанул ртом воздух и взвыл, трезвея на глазах:
– Да я князю!.. Воровство это… Обманом!.. Где такое видано?!
Его вопли прервал вкрадчивый голос внезапно поднявшегося из-за стола в дальнем углу монаха, на которого до того и внимания никто не обращал:
– Ты, Никанор, сам отроков на заклад подбил, и сам при всех слово давал. Уговор ваш я слышал, в том и князю свидетельствовать стану. На княжьем суде и Бояша и наставник сих отроков Арсений, ратник Ратнинской сотни, свое слово скажут, и прочие не откажутся… – Монах коротко оглянулся на посетителей. – И корчмарь свидетелем пойдет. С тебя, кстати, и убыток ему покрыть – стену-то заделать надобно. Так как, княжий суд подождем или сам полюбовно с отроками договоришься?
– Да я чего? Ты, Феофан, того… – резко пошел на попятную купчина, – не так ты меня понял. Коли слово дадено… Шапку вот только жалко… Зачем в клочья-то?
– Ничего, она у тебя не последняя, – усмехнулся монах и повернулся к уряднику: – Стало быть, так вас в вашей Академии учат? И слово и дело? Славно!
Мишка узнал обо всем происшедшем, когда прибыл вечером в расположение Младшей стражи на посаде и поспел как раз к разговору Дмитрия с Арсением.
«Забыли, сэр, как сами в увольнительную ходили? Егор сразу понял, что может произойти, потому и отправил с парнями Арсения, а не Чуму, к примеру. А вот у вас, хоть вы и служили срочную, офицерского опыта нет. Извольте хотя бы сейчас свой косяк исправить».
– Готовы? – Ежедневные построения, принятые в крепости, Мишка возобновил сразу же, как только сотня обосновалась в предоставленных Никифором амбарах, дабы личный состав почувствовал, что гражданской вольницы не предвидится. Отроки, бывшие в увольнении, стояли сейчас каждый со своим десятком, и ему пришлось скомандовать, чтобы герои дня сделали три шага вперед.
Полтора десятка парней четко отпечатали шаг и вытянулись перед бояричем. Судя по их лицам, никакой вины за собой они не чувствовали, но были готовы к тому, что придется за свой «подвиг» пострадать. Выдумывать молодому сотнику ничего не пришлось: он просто как можно ближе к первоисточнику повторил речь командира части, слышанную им при аналогичных обстоятельствах во время своей срочной службы: