Не по чину
Шрифт:
– Да я тебя!..
Задира попытался подняться, и оба рухнули под лавку. Гусляры, которые тихо сидели в сторонке, устроив себе небольшой антракт, опять ударили по струнам, молчаливые княжьи слуги, материализовавшиеся из воздуха, подняли и уволокли драчунов куда-то прочь, а Мишка понял, что выпивки с него на сегодня достаточно: судя по всему, интересные разговоры только начинаются.
– А что, из самострела и вправду любой стрелять может? – вдруг спросил сидевший рядом с Мишкой тихий отрок, который отчего-то не принимал участия в общем веселье и среди тех мальчишек, с которыми познакомил Жирята, не крутился, хотя наверняка явился на пир с
– Почему так? Здоровьем слаб? – Мишка постарался, чтобы голос его звучал доброжелательно: уж очень печально смотрел на него парень. – Если здоров, так и не поздно еще.
– Вот, – мальчишка вытащил спрятанную до сих пор под столом правую руку и разжал кулак, – двух пальцев нет, да и остальные изувечены.
– Как это тебя?
– Еще во младенчестве нянька недоглядела. – Даниил пожал плечами. – Да я уж привык. Зато при монастыре учусь. Писать неспособно, но я другой рукой наловчился не хуже. Мне книжная наука очень нравится – узнать можно многое, о чем сам сроду не догадаешься. Наверное, придется в монахи идти – учиться-то только при монастыре получится. Отец Феофан меня хвалит, обещал похлопотать…
– Отец Феофан? – удивился Мишка. – Неужто он там наставничает?
Вот чего-чего, а педагогических наклонностей он у «особиста» не замечал.
– Иногда кого-то из братии заменяет, но не часто. А ты его разве знаешь?
– Да так… – Откровенничать о своих делах с Феофаном Мишка не собирался. – Говорил со мной в прошлый наш приезд, да в этот немного. У нас его знакомый священник на приходе служил – погиб, когда находники на село напали, вот он про отца Михаила меня и расспрашивал.
– Ага, слышал. Говорят, святой человек был. И у кого рука поднялась?! – искренне возмутился Даниил. – Святого отца! Да неужто они язычники? У нас говорили – ляхи, а они-то в Христа веруют…
«Ну, неизлечимо прекраснодушие идиотов! И этот туда же! Отца святого нечаянно застрелили – преступление века! А ничего, что при этом убили еще прорву рядовых христиан и не только, и сотни в рабство угнать намыливались? Главное, раз во Христа веруют, значит, свои! А язычники проклятые, между прочим, этих «своих» нам бить помогали…»
– Стрела, когда летит, веру не различает. У отца своего спроси, он, коли воин, знает. – Мишка почувствовал, что начинает злиться, хотя парнишка в общем-то не виноват: не он первый, не он последний на эту удочку попадался. – Если на нашу землю пришли оружно, то значит, тати, и не важно, какой веры! Они, когда к нам шли, о вере не думали, как и мы, когда их били.
– Отец тоже так говорит, но мне кажется, неправильно это. Если все истинно в Господа уверуют, то войны и вовсе не будет…
«Твою мать, и здесь толерантный либераст на мою голову! Не будет, как же – ты это папе скажи. Да не своему, а римскому. Или вон хоть Иллариону. Повод всегда найдется: каким перстом креститься или на каком языке молитвы читать, а причины… Ну не читать же сейчас этому вьюношу краткий курс политэкономии? Да и толку-то…»
– Так не за веру они пришли, а грабить. – Мишка пожал плечами, теряя всякий интерес к разговору, да и к самому отроку, но тот почувствовал, что поднятая тема не совсем подходит для беседы с молодым сотником на княжеском пиру, и заговорил
– А правда сказывают, что у вас в Ратном Академия есть, где учиться можно? Или у вас только купеческому да военному делу обучают?
– Всякому учат. – Мишка собирался под каким-нибудь благовидным предлогом отвязаться от собеседника, но при его последних словах передумал. – И купцу и воину много знать надо, чтобы в своем деле преуспеть по-настоящему. Наставников у нас пока мало, но это дело наживное. А тебе зачем?
– Да вот… Только ты не смейся. – Даниил испытующе поглядел на Мишку и, видимо, пришел к выводу, что потешаться над ним не собираются, потом оглянулся на отца, который с кем-то из товарищей отошел и на сына сейчас не смотрел, и почему-то шепотом признался: – Я учиться очень люблю. Так бы и сидел целыми днями да наставников слушал. Или книги читал – отец Неонил приносил да давал тем, кто лучше других учится. И мне позволял читать – я по-гречески разумею. А книг-то этих много написано. И во всех разное. И еще арифметика мне нравится, и много чего. И про то, как мир устроен – интересно. Оказывается, земля-то и не плоская. В одной книге написано – как пирамида, ну как гора, то есть огромная. А в другой и вовсе, что круглая. И там читаю – верно, и там – вроде правильно сказано. А как узнать – какая на самом деле-то? Очень много еще узнать надо, чтоб самому разобраться. Оттого и в монахи хочу постричься – там и дальше учиться можно. Тем более что все равно мне воином не быть, и работу не всякую могу делать – с такой-то рукой кто меня в подмастерье возьмет? Есть священники белые, женатые, да дьяки еще, но они на приходе служат. А если в Турове не оставят, то куда еще попаду, однорукий? И от мира совсем уходить… страшно. Вот коли можно бы было при вашей Академии…
– А отец отпустит? – усмехнулся Мишка, с любопытством разглядывая потенциального слушателя, а потом и – чем черт не шутит! – преподавателя факультета естествознания. И тут же добавил, видя, как полыхнула в глазах мальчишки сумасшедшая надежда: – Не обещаю! И не сейчас. Сначала выучись здесь, чему возможно, а там посмотрим. Мы теперь сюда часто приезжать станем.
– Отец отпустит! – закивал головой Даниил. – Он в монахи не хочет меня пускать. Коли бы не рука, я бы и не заикался, но раз уж все равно с меня толку никакого…
– Небось отец Феофан поможет отца уговорить?
– Да! Он вчера обещал… Ой! – Даниил испуганно оборвал себя на полуслове. – А ты откуда знаешь? Он тебе про меня говорил?
– Да ты сам вот сейчас и сказал, – усмехнулся Мишка. – Это он тебя надоумил меня спросить?
– Он… – сокрушенно кивнул парень. – Только ты ему не говори, что я проболтался. Он велел на него не оглядываться, самому попроситься. А я и правда хочу! Но сам бы я не додумался. А он как сказал, так я всю ночь не спал – ждал пира, все боялся, что отец передумает и меня дома оставит… А ты правда возьмешь?
– Сказано, там видно будет! – Мишка строго глянул на парня, который сейчас сиял не хуже княжьей гривны – так разлетелся надеждой. – Ты пока молчи да учись. Мне неучи не надобны! По-гречески, говоришь, разумеешь? А еще какие языки знаешь?
– Я сызмала к языкам способный, – затараторил Даниил, просительно заглядывая в глаза. – Почти всех на торгу разумею – и ляхов, и франков, и нурманов, даже сарацинов чуть-чуть. И читать могу по-гречески. А коли в самом деле возьмешь, так меня отец Феофан обещал и на других языках читать обучить! Говорит, у меня быстро получится.