Не по сценарию
Шрифт:
– Без понятия. Самой мне не на что жаловаться.
Будто меня не слыша, или просто не нуждаясь в моих ответах, Паулина запальчиво продолжает:
– Отъебашишь восемнадцатичасовой рабочий день, дождешься выходного, и что? Сидишь дома, потому что в этих долбаных ебенях даже негде расслабиться! Связь, и та не ловит. Не пойму, какого хрена он решил снимать именно здесь? Неужели во всей нашей стране не нашлось похожего поселка поближе к цивилизации? Ну, что ты молчишь? Тебя саму все устраивает?!
– Лично мне в выходной хочется лишь отоспаться. К счастью, такую возможность Игорь Давидович нам предоставил. Тихо здесь. Хорошо.
– Ну да, ну да… Сказал бы мне еще месяц назад кто-то, что я буду снимать комнату
Венгржановский действительно увез нас к черту на рога. Но в отличие от той же Миловой, мне это только в радость. Я рада сбежать из столицы, от людей, которым мне неловко смотреть в глаза, от всей своей привычной-непривычной жизни. Здесь я отдыхаю. Возможно, если бы не этот поспешный отъезд, я бы тупо не пережила того, что случилось в ложе. Я из нее вышла, как из пожара – опалённой. Еще месяц назад, да, я была сплошной сочащейся сукровицей раной. Эта работа – то, что нужно, чтобы вспомнить себя другой. Живой, психически здоровой и цельной. Здесь я заново учусь быть собой. И лишь самой себе принадлежать. По прошествии времени можно смело сказать, что кое-что у меня получается. Да, я все еще с облегчением вхожу в роль свой героини. Я живу ей, иногда днями напролет, ведь так легче, так можно не думать о своих настоящих проблемах и не вспоминать боли. Но! Я уже гораздо чаще, чем поначалу, возвращаюсь в себя. И как-то существую. Пересматриваю свою жизнь. До. После. Много думаю, с интересом присматриваюсь к здешним людям. С удовольствием завожу новые знакомства. Местные так не похожи на моих столичных знакомых. Они более простые, что ли? В них как будто совсем нет второго дна. Мне с ними легко. И безопасно.
Любимый мой маршрут – тропинка вдоль крутого берега над рекой. Любимая еда – деревенский творог. И кедровые орешки с медом. Почему-то кинокорм в меня вообще не лезет. Впрочем, в незнакомых странах я тоже предпочитаю есть локальную еду, ибо по-настоящему верю, что еда – это часть культуры.
Если большинство находящихся здесь людей мечтают вернуться в цивилизацию, то я жду этого с ужасом. Дома меня поджидает столько проблем, что ой. Прежде всего, нужно будет решить, в какой театр податься, и надо ли мне это в принципе. Будучи задействованной в спектаклях, не так просто вписать в свою жизнь съемки. А ведь кино меня манит гораздо больше. И опять же, я не теряю надежды поработать на западе.
В одном городе с Худяковым мне тесно. Жить с осознанием того, что я в любой момент могу на него наткнуться – невыносимо. Мы так друг другом поломаны, что наши встречи могут быть просто опасны. Это все равно, что размахивать дозой перед носом завязавшего наркомана. Может, хватит сил удержаться от искушения. Может, нет. И тут до передоза – один крохотный шаг. Для меня им чуть не стал наш перепих на фестивале. Какой бы гибкой не была моя психика, это было слишком.
– Слушай, Паулин, тут всего же две недели осталось. Из них – сколько твоих дней? Восемь? Потерпи.
– Куда я денусь с подводной лодки? – фыркает та после очередной яростной затяжки. – А ты, похоже, у этого дьявола в любимчиках.
– Скажешь тоже.
– Не скромничай. Тут я его понимаю. Ты, Ась, правда, невероятна.
Похвала от артистки уровня Миловой дорогого стоит. Особенно если учесть, что обычно в нашем деле человек человеку волк. Растрогавшись, хлопаю глазами.
– Спасибо.
– Да было бы за что. Я тебя совсем не видела в этой роли. Вообще не думала, что ты справишься. Ну, ты лучше меня в курсе, что говорят о твоем карьерном взлете. Совру, если скажу, что у меня на этот счет было какое-то особое мнение. Как и все, я думала, что без своего имени ты ничто, но признаю, ошибалась.
– Не имя делает человека, – усмехаюсь, пожав плечами.
– Тут я могу поспорить. Знаешь, как я записана в свидетельстве о рождении?
– Нет.
Паулина закатывает глаза:
– Зинаида Лабкова. Зинаида, сука, Лабкова. Комбо. Полагаешь, каковы шансы прославиться с таким имечком?
Улыбаюсь скорее потому, что Паулина этого ждет. Затягиваю шнурки на рюкзачке и встаю, разминая мышцы:
– Пойду я. Завтра сложный день.
– На насыпь не хочешь сходить? Мне позвонить надо.
– Не-а. Я уже. Часов в шесть ненадолго появлялась связь…
– М-да? Я все пропустила!
– Даже интернет можно было поймать, – добиваю коллегу.
– Ы-ы-ы-ы! – едва не рвет та на себе волосы. – Что хоть в мире происходит?
– Не знаю, – со смешком пожимаю плечами. – Я не заглядывала в соцсети.
И мне так нравится это! Только сейчас, оставшись по факту без своего смартфона, я понимаю, как нагло они порой вмешиваются в наши жизни. Даже когда я знать ничего не хочу, новости, один черт, просачиваются ко мне в ленту. Так было с Басовым, и наверняка так будет с Худяковым. А я не хочу… Не хочу ничего о нем знать. Ни видеть его не хочу, ни слышать. И что с этим делать по возвращении, я просто не представляю. Бросать свой блог?
В глубокой задумчивости бреду по поселку. Останавливаюсь у небольшого магазинчика, где можно купить все – начиная от хлеба и крупы, и заканчивая предметами личной гигиены. Если повезет, и их не разберут прежде.
– Мне, пожалуйста, чай и… – в нос ударяет непревзойденный аромат вяленой рыбы, которую как раз выкладывают на прилавок. Я сглатываю. Делаю глубокий вдох и, сотрясаясь рвотными спазмами, вываливаюсь наружу.
Минут через пять только возвращаюсь.
– Мне, пожалуйста, чай и… – взгляд пробегается по допотопному холодильнику. – Воду. Холодную! С газом.
Ужасно хочется смыть послевкусие рвоты, да.
Тетенька-продавщица подсовывает к пачке чая воду и, подумав, докладывает к моим немудреным покупкам коробочку теста на беременность.
– Мне не надо, – удивляюсь я.
– Ага, – закатывает глаза торгашка, возвращаясь взглядом к висящему на стене телевизору. Там идет сериал – тупой сюжет, пластмассовые актеры. Но, похоже, тетеньке действительно интересно.
В некотором раздражении отсчитываю нужную сумму наличкой (терминал здесь не работает) и, поколебавшись, хватаю все-таки тест. Я не могу быть беременной! Это просто смешно. Но бесцеремонность продавщицы заставила меня сомневаться в собственном здравомыслии. Вот кто ее просил лезть?! Мало ли, по какой причине меня стошнило? Может, всему виной тот самый творог. Я же не знаю, в каких условиях его отжимают местные бабушки. Да там все что хочешь может быть – от кишечной палочки до бубонной чумы.
Все так, да. Железная логика… Но почему-то я с каждым шагом все сильнее ускоряюсь, и к своему дому уже едва ли не бегу. В такт тяжелым шагам в голове пульсируют Владовы сдова: «Мы без гондона, ч-ч-ерт».
– Галина Ильинична, это я!
– Асечка, кушать будешь, девочка?
– Пока нет. Может, попозже.
Бегу прямо в туалет. И под ворчание своей арендодательницы «Совсем с ума посходили эти киношники, в туалет девочке сходить не дают» раскрываю злосчастную упаковку. Пальцы немного подрагивают – это первый тест на беременность в моей жизни. Что я буду делать, если он окажется положительным? Детей я не планировала в ближайшие сто лет. Да нет. Какие дети? Он же кончил… Я точно знаю, куда. Потому что всю дорогу до дома потом оно вытекало оттуда, заставляя меня чувствовать себя заправской прожженной блядью. Мне умереть со стыда хотелось. Просто не стать. Открыть дверь и вывалиться под колеса встречным машинам, чтобы к приезду скорой те раскатали меня, к чертям, по воняющему гудроном асфальту. От этого было не отмыться… Хотя я час стояла под обжигающе горячими струями душа. Лучше бы, конечно, было откиснуть в ванне. Но по очевидным причинам сидеть я еще несколько дней не могла.