Не повторяется такое никогда!
Шрифт:
— Так, что всё же произошло, — заволновалась жена.
— Сейчас, ещё пару минут полежу, отдохну, а затем за столом всё и расскажу.
Прошло несколько минут, после чего Андрей поднялся с кровати, сел за стол и, неспешно ужиная, начал всё подробно рассказывать Валерии. Часом он так увлекался рассказом, что забывал и о стоявшей перед ним тарелке. Когда он всё рассказал (без разговора об отпуске), Лера возмутилась:
— О чём только думает твоё начальство? Ты же никогда не делал таких работ.
— Понимаешь, сначала я, как и ты, тоже возмущался. Но
— Но это же работа, действительно для большого коллектива, для специалистов. Это всё равно, если бы мне приказали оперировать кого-нибудь.
— Бывают, Лера, случаи, когда тебе и пришлось бы оперировать по приказу и даже без него. Ты же врач, и, хотя и понемногу, но вас всему учили.
— Да, но я же не хирург. Я же не профессионал в таком деле. Нет, меня бы не заставили.
— Лерочка, милая, профессионалами то не рождаются — ими становятся. И ты бы научилась хорошо оперировать.
— Но всё равно мне такого приказать не могут.
— Могут, ещё как могут. И такой приказ тебе может отдать не кто-нибудь, а твоя совесть, твоя клятва Гиппократа.
— Как это?
— А вот так. Ты представь себе, что привезли раненного, а хирурга нет, ты из врачей одна. Ты что же, откажешься ему помочь? Чему-то вас то учили. И ты заставишь себя всё вспомнить и постараешься помочь раненому.
— Так это же в военных условия. Это совсем другое дело.
— Вовсе нет. Не обязательно в военных. Например, в тайге, в пустыне, где-то в снегах, в море, да и, вообще, просто в экстремальных ситуациях. Кстати, ты не забывай, что мы здесь с тобой почти на военном положении.
— Что ещё за ерунда. Какое ещё военное положение?
— Очень простое. Ты, наверное, забыла, почему служащим не разрешают привозить с собой сюда детей. По одной простой причине — в случае военного положения или войны жёны военнослужащих с детьми будут срочно отправлены в Союз. А мы, служащие, будем наравне с солдатами и офицерами уже не просто работать на благо Отечества, мы уже будем служить Родине. Мы все встанем под ружьё. И это касается всех — от офицеров запаса, тех же инженеров или врачей, и до обыкновенной посудомойки. Тебя, например, не отправят в Союз к родителям и Никитке, а выдадут вместо туфелек сапоги, а на свой белый халат ты наденешь офицерскую шинель. А тогда ты будешь уже выполнять любые приказы.
— Господи! Андрей, ты мне сейчас такого наговорил. Как же ты напугал меня. Не дай Бог что-то случится. Ты что, это же ужас какой-то. Да, я офицер запаса, но мне никогда в голову не приходило, что в какой-то ситуации я не смогу больше увидеться с сыном.
— Конечно, Лерочка, всегда хочется верить в хорошее, и мы будем в это искренне верить и надеяться, что всё будет хорошо. Но не стоит всё же забывать о том, что тебя сейчас напугало.
— Да, только сейчас я стала осознавать, что я нахожусь в армии. А это серьёзное дело.
— Очень серьёзное. Но ты не унывай. Даже из самого плохого всегда можно выудить и что-то хорошее.
— И что же ты выудил? Ты же теперь из-за этой своей авральной работы даже в отпуск не можешь пойти в то время, когда планировал.
— И прекрасно.
— И что же в этом прекрасного?
— Ну, как, согласись, что в августе, например, лучше отдыхать, нежели в конце мая. А я планирую к средине августа все эти работы завершить. И можно тогда на море поехать, покупаться, позагорать.
— Да, в этом плане тебе хорошо, — грустно выдавила Валерия. — Ты будешь и купаться, и загорать, а я здесь париться. И сына ты сможешь увидеть. Кстати, а ты на море собираешься ехать сам или с сыном?
— С сыном, но и не только с ним, — загадочно начал дразнить Леру Андрей.
— Как это? Кого это ты уже нашёл? С кем же ты ещё собираешься ехать?
— С тобой.
— Ну да, если бы. Так меня и отпустят в отпуск всего после четырёх месяцев работы. Это абсолютно нереально.
— А вот как раз это абсолютно реально. Я же сказал тебе, что из любой ситуации можно извлечь пользу для себя.
— И какую ты извлёк пользу?
— О, Господи! Да я же толкую тебе — я договорился с Лукшиным о том, что я делаю ремонт этого дома, но за это он, со своей стороны, отпускает тебя со мной в отпуск. Ты понимаешь, мы поедем на море втроём.
— Не может быть. Ты шутишь?
— Да какие шутки. Лукшин дал слово, а он его умеет держать. Ты же знакома с ним и, наверное, понимаешь, что мужик он правильный, честный.
— Но есть же ещё командир, да и начальник санчасти. А они то, как на это посмотрят?
— Командир отпусками служащих не занимается, это прерогатива как раз его зам. по тылу. А твой начальник санчасти подчиняется Лукшину. А ты знаешь, что такое подчинение в армии. Да и какая ему разница, когда ты пойдёшь в отпуск. Вроде бы ты перегружена работой.
— Значит, это всё правда! — обрадовалась Валерия. — Ой, как здорово! Какой же ты молодец. Я, наверное, всё равно не смогу в это поверить, пока сама не увижу приказ об отпуске.
— Ну, приказ ты вряд ли увидишь. Но тебя убедят в этом выданный тебе паспорт и предписание на проезд. Я, кстати, не думаю, что это такое уж большое одолжение за мои предстоящие четыре месяца каторжной работы.
— Правильно, раз заставляют тебя заниматься несвойственной работой, то пускай и вознаграждают за неё. Господи! Андрюша, неужели мы все вместе поедем на море? Мы же на нём ещё ни разу небыли вместе, всей семьёй, — и Валерия бросилась на шею мужу.
— Не были. А теперь будем, и это совершенно точно, — выговаривал по отдельности слова Андрей в промежутках между поцелуями.
На такой мажорной ноте завершился этот нелёгкий апрельский день.
На следующий день Андрей не спешил распускать бригады слесарей с газосварщиками по объектам, тем более что серьёзной работы и не было. Когда мелкие вопросы были решены, Андрей спросил:
— Вы, вероятно, ждете, не дождётесь, когда уже закончится не только эта, но и следующая неделя?
— Конечно! — почти хором ответили все.