Не пойман – не муж
Шрифт:
– Вы меня, конечно, простите, но... а вдруг вам надоест искать этого проходимца? И вы свернете? Должен же я что-то предъявить мерзавцу! – настаивал Круглов.
– А пусть кто-то поедет с Женечкой, а кто-то с вами, – выдала замечательную идею Люся. – Допустим, в вашей машине могу поехать я.
– Нет, со мной поедет Маша, – Круглов смущенно взглянул на Марью. – Вы поедете?
– А чего это она? – возмутилась Люся. – Это я предложила!
– Ой, боже мой, – поморщился владелец судна. – Ну на что мне вы? А Маша – улика! Только Варенкова
– Улика... – хмыкнула Марья. – А начал говорить так сладко...
Они расселись по машинам именно так, как и предложил Круглов: с ним Маша, а остальные в машине Левина. Люсенька, уяснив, что каменная стена по фамилии Круглов ей не поддалась, стремительно перекинулась обратно на Левина.
– Женечка! Я на переднее сиденье! – вспорхнула она поближе к водителю. – Меня на заднем тошнит!
– Меня тоже тошнит, – заявила Лина. – У меня нога больная.
– Опять нога? – всполошился Левин. – Тогда ложись давай на заднее сиденье. И ногу поудобнее устраивай. Может, подушку у Круглова попросить?
– Спасибо, я обойдусь, – сверкнула на него глазами Лина и, фыркнув, распахнула заднюю дверцу. Нет, все же наш мужик, отечественный, совершенно не понимает женщин! И как с ним семью строить?
Маша, словно перед долгой разлукой, подбежала к подругам и чуть не со слезами на глазах пролепетала:
– Ну все, мои хорошие, вы тут без меня не скучайте, я тут рядышком, если что...
И обе машины тронулись с места одновременно.
Поездка и в самом деле оказалась долгой. Конечно, Люся, например, этому была только рада. При каждом повороте она падала на водителя и хохотала от удовольствия, Лине же, лежащей на заднем сиденье, приходилось всякий раз хвататься за спинку, чтобы не съехать между сидений.
– Левин! Осторожней! Не дрова везешь! – рычала она.
Но ее тут же перебивала Люся.
– Женечка, не обращайте внимания на эту гнусную особу! Эти будущие невесты такие ну-удные!.. Так я вам сейчас расскажу, кем была моя бабушка! Вы сойдете с ума!
Лина набрала номер матери и попросила, чтобы та позвала к телефону Матвея. Соскучилась по нему ужасно, а потому и разговаривала с мальчишкой минут двадцать.
– Мама! А мы с дедулей на мультик ходили! Там такая бегемотиха – у-ух! На нашу бабулю похожа!
– Сыночек, ты не плакал ночью? Ты с бабулей спишь?
– Нет, мам. Я один сплю, а бабуля на кровати рядом. И я не плакал. Потому что мне Лена на ночь песни поет. Бабуля ее ругает, говорит, что она всех соседей будит, и еще кошка Нюська начинает кричать. А Лена все равно поет. Чтобы приучить меня к прекрасному. И еще, чтобы я родной язык подольше помнил. А то ведь мы уедем... Мам, а зачем мы уедем? И какой у меня там язык будет, не родной, что ли?
– Матюша, мы уедем в прекрасный город, там все говорят на... кошачьем языке: «Мур» да «Мур»... ля мур, ту жюр... бонжюр...
– Если кошачий, получается, я только кошке
– Нет, деточка, ты сможешь писать всем. И потом, ты всегда сможешь позвонить кому захочешь...
Разговор с сыном оставил неприятный осадок: мальчишка ехать во Францию не рвался. Конечно, она сможет его убедить, но... а вдруг он начнет плакать, тосковать? Она уже видела, как он переживал, когда их бросил Варенков.
– Ну и что? Как Матвей? – обернулся к ней Левин. – Не плачет ночью?
– Они по ночам не плачут. У них концерты... – вздохнула Лина. – Сестрица моя... Ленка устраивает. Поет ребенку колыбельную... только от нее почему-то весь подъезд спать не может.
Лина великолепно помнила, каким голосом обладает ее сестра: громким, звонким, сильным. И она обязательно добилась бы высот на песенном поприще, но бог не дал ей даже капельки слуха. Так что можно представить, как мучаются бедные соседи.
– А давайте я вам спою, я тоже умею, – встряла Люсенька, которой не хотелось отходить на второй план. И, не ожидая согласия, завопила: «Шел трамвай тридцатый номер! На площадке кто-то помер! Тянут-тянут мертвеца. Лам-ца, дрица, ца-ца-ца!»...
– А можно не про похороны, а? – испугался Левин.
– Ну тогда... «Умчи меня, оле-е-нь! По моему хотению-ю!»
– Левин, это она тебе... – фыркнула Лина и снова схватилась за телефон. – Люся! Помолчи, пожалуйста, мне из Франции звонят!
Люся не замолчала, однако придвинулась к самому уху Левина и дальше пела уже шепотом. Тот вертел головой, уворачивался, но отвязаться от назойливой пассажирки никак не мог. А между тем Лина вовсю лила в трубку патоку:
– Венсан?.. Да-да, я все еще с документами мотаюсь... и я тоже! Безумно, безумно скучаю!
– Не понимаю, как можно скучать, если она с ним познакомилась по Интернету, – фыркала Люська.
– Безумно, она же говорит, – скрипел зубами Левин, отвечая Люсе ласковым оскалом.
– Да-да, платье я уже присмотрела... да... конечно, с живыми цветами, как ты и хотел...
– А зимой она будет носить платье с живой норкой на шее! – умничала Люся, толкая Левина в бок. – А я, например, люблю на невестах искусственные цветы, ты это, Женечка, учти.
– Хорошо, Люся, когда ты будешь выходить замуж, я подарю тебе искусственный венок, – скривился тот, прислушиваясь тем временем к болтовне Лины. – Если пригласишь.
– Приглашу?! Ты шутишь! – весело захохотала Люся. – Может быть, ты и вовсе женихом будешь!
– Я? Женихом?! – нервно дернулся Левин.
– Та-а-а-к, – раздался грозный голос с заднего сиденья. – Значит, пока я разговаривала по телефону, у вас уже свадьба наметилась? Быстро вы...
– Быстро, Линочка, – пискнула Люся, – только кошки рождаются.
– Не только, – помотала головой Лина. – Но пусть это останется для Женечки маленьким сюрпризом.
– Каким это сюрпризом?! – так тормознул от удивления Женечка, что Лина в который раз свалилась с сиденья.