Не позднее полуночи
Шрифт:
— Я не смог связаться с Хансеном, поэтому звоню вам, — слова у Баффа громоздились друг на друга. — Тут у меня, в моем кабинете, сыщик уголовной полиции, лейтенант Роуклифф. Я вышел в другую комнату, чтобы позвонить. Он говорит, что одна из конкурсанток, Сьюзен Тешер, получила сегодня утром по почте листок с ответами на пять стихотворений. Прежде чем сообщить мне об этом, он спросил, сколько вообще существовало экземпляров этих ответов, и я повторил ему то, что мы им все время говорили на этот счет, то есть всего один, в банковском сейфе. Мы ведь не упоминаем о том экземпляре, который сделал себе Гудвин. Но теперь, когда эта женщина получила по почте ответы, полиция может…
— Одну минуту, мистер Бафф. Экземпляры ответов получили по почте и трое других конкурсантов, и у меня есть основания полагать…
— Еще
— Этого я не знаю. Во всяком случае, я не посылал и мистер Гудвин тоже.
— А где сейчас находится его экземпляр?
— Во внутреннем отделении моего сейфа. Туда он его положил, и там он, должно быть, и находится. Не вешайте трубку, подождите минуту у телефона, он сейчас проверит.
Я положил трубку, подошел к сейфу, открыл настежь внешнюю дверцу, набрал четырехзначную комбинацию цифр на внутреннем отделении. Это заняло некоторое время. Открыв дверцу, я увидел сверху листки из своей записной книжки. Я вынул их, убедился, что их четыре, положил назад, закрыл обе дверцы и объявил Вульфу: — Все на месте. — Потом вернулся к своему креслу и снова взял трубку.
Говорил Вульф.
— Мистер Бафф, вы слушаете? Экземпляр мистера Гудвина все время оставался в сейфе, там же он находится и сейчас. У меня были миссис Уилок и мистер Янгер, кроме того, мне звонил мистер Хири и сообщил, что к нему в контору заходил мистер Роллинс. У вас есть какие-нибудь новости от мистера Хири?
— Да. Он звонил Ассе. Мы все как раз собирались звонить вам, но тут пришел этот сыщик. Что это за совещание вы сегодня затеяли?
— Оно состоится сегодня в девять, у меня в кабинете, на нем должны присутствовать все заинтересованные лица. Мистер Гудвин собирался…
— Это может подождать. — В голосе Баффа еще больше, чем раньше, проступали интонации большого босса. — Так что же с полицией? Мы ведь им солгали. Мы сказали, что нам неизвестно о существовании других экземпляров, кроме того, что хранится в банковском сейфе. И я только что повторил то же самое этому сыщику. Он сейчас ждет у меня в кабинете. Как быть?
— Ну что я могу вам сказать? — проговорил Вульф рассудительно. — Вы ведь все это говорили не под присягой. А в неофициальных беседах полицию обманывают многие и весьма часто, включая и вашего покорного слугу… Право лгать, если это служит защите ваших собственных интересов, — вещь весьма ценная и чрезвычайно широко распространенная. Правда, на сей раз полиция занимается расследованием убийства, и число существующих экземпляров может оказаться для нее фактом первостепенного значения. До настоящего момента, если бы они узнали, что вы им лгали, они бы просто слегка рассердились. Если же вы не раскроете им правду теперь и они позднее обнаружат это сами, они придут в ярость. Так что я бы посоветовал вам немедленно сказать им правду.
— Признаться, что мы им лгали?!
— Ну, разумеется. Почему бы и нет? Вы ведь не совершили ничего противозаконного, так что вам не грозит за это никакое наказание. Я бы вообще, сэр, никогда не советовал лгать тем, кто не обладает достаточно острым умом, чтобы прочувствовать момент, когда надо сознаться, и уж коль скоро этот час пробил, сделать это своевременно и достойно. Что же касается встречи сегодня вечером, то…
— Это можно обсудить попозже. Я вам позвоню.
Он повесил трубку. Вульф аккуратно положил на аппарат свою, отодвинул в сторону телефон, издал из самых глубин своего нутра, прямо оттуда, где между брюками и жилетом виднелась желтая полоса рубашки, тяжелый вздох, как обычно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Надеюсь, вы понимаете, — сказал я, — что к нам теперь непременно наведаются гости.
— Ничего не поделаешь… — пробурчал он.
Поскольку номера телефонов «ЛБА» и «Черчилля» все равно уже постоянно были у меня в голове, я ограничился тем, что нацарапал в записной книжке телефоны журнала «Часы» и контор Хансена и Хири. Покончив с этим, я отправился на кухню, где Фриц замачивал в кислом молоке с травами и специями баранье сердце, и, спросив разрешения воспользоваться его телефоном, приступил к делу. Четверо из них — Уилок, Янгер, Хири и Бафф — были уже оповещены, и я собирался напомнить им несколько позже. Роллинс предположительно тоже получил приглашение, но это требовало проверки. Я без особых усилий поймал одним звонком сразу
Твердым орешком оказалась Сьюзен Тешер. Сначала в «Часах» мне сказали, что она на совещании. Потом «Часы» сообщили, что её в тот день там вообще не было. Я попросил мистера Кнудсена, высокого и костлявого, но он куда-то вышел. Тогда я попросил мистера Шульца, тоже высокого, но плотного, но тот оказался занят. Тогда мне ничего не оставалось, как потребовать высокого и тощего мистера Хиббарда, того, что из юридического отдела, и будь я проклят, если я его в конце концов не заполучил. Я сообщил ему о встрече, перечислил, кто там будет, и сказал, что если мисс Тешер не придет, то завтра она может оказаться перед fait accompli. [2] Я твердо знал, что всякий хоть мало-мальски уважающий себя юрист сразу же смекнет, что нельзя просто так отмахнуться от парня, который имеет в своем лексиконе словечки вроде «fait accompli». Когда я уже снова принялся набирать номер «Черчилля», намереваясь нанести еще один удар по мисс Фрейзи, в дверь позвонили. Я вышел в прихожую, глянул в глазок, потом открыл дверь в кабинет. Вульф, судя по всему, за все это время так и не двинул ни единым мускулом.
2
Свершившийся факт (франц.).
Я объявил:
— Стеббинс.
Он открыл глаза.
— Это все-таки лучше, чем Кремер. Давай его сюда.
Я вышел, снял с двери цепочку, распахнул её настежь и гостеприимно проворковал:
— Привет. А мы уже вас заждались…
— Хм… Еще бы! — он шагнул прямо на меня, так и опалив меня яростью, прошел мимо вешалки и, на ходу снимая шляпу, устремился в кабинет. К тому времени, когда я, позаботившись о входной двери, присоединился к ним, он уже стоял перед столом Вульфа и говорил: — …экземпляр конкурсных ответов, который Гудвин снял в среду. Где он?
Если вы захотите узнать Пэрли Стеббинса с самой плохой стороны, вам надо понаблюдать за ним, когда он разговаривает с Ниро Вульфом. Он прекрасно знает, что факты — а их более чем достаточно — неопровержимо свидетельствуют, что один Вульф стоит больше двух таких, как он и Кремер вместе взятых, а факты, учитывая его профессию и опыт, это единственное, что имеет для него значение, но он просто никак не может и не хочет в это поверить. В результате он разговаривает с ним чересчур громко и слишком быстро. Мне случалось видеть Пэрли с людьми разного ранга и разного положения, я знаю, как он может работать и головой, и языком, и должен сказать, что он вполне толковый парень. Каждый визит к Вульфу был для него настоящей пыткой, и поэтому он, вместо того чтобы прислать взамен себя какую-нибудь шестерку, всегда являлся собственной персоной.
— Присядьте, пожалуйста, мистер Стеббинс, — пробрюзжал ему Вульф, — вы ведь знаете, что я не люблю напрягать шею.
Это был как раз тот самый случай. Пэрли умирал от желания ответить: «Плевать я хотел на вашу шею» и даже уже открыл рот, но тут же закрыл его и силой усадил себя в кресло. В красное он не садился никогда.
Вульф посмотрел в мою сторону.
— Арчи, расскажи ему об экземпляре, который ты сделал.
Я повиновался.
— В среду я ходил с Баффом, О'Гарро и Хири в банк. Они взяли хранившийся там сейф и открыли его. Я вскрыл два конверта, один со стихами, а другой с ответами, и скопировал все это на четырех страничках из своей записной книжки. Оригиналы были положены обратно в конверты, конверты снова помещены в сейф, а сейф опять сдан на хранение в банк. Я сразу вернулся с копиями домой и тут же положил их в сейф, где они находились до настоящего момента и находятся поныне.