Не приходя в сознание
Шрифт:
— Приходит, главное, около недели назад, ведет себя по-хамски, спрашивает...
— Это как — по-хамски?
— Слушай, говорит... И... нехорошее слово сказал. Кочерыжкой обозвал. — Мисюк склонил голову набок и пристально посмотрел Демину в глаза — осознал ли тот оскорбительность этого слова. — Дергачев, говорит, нужен. А тот уж год как съехал. Вернее, я его съехал. Он несколько раз возвращался за вещами, потолковали, то-се, так узнал его новый адрес. На частный дом, говорит, съехал, к старику одному. И фамилию сказал — Жигунов.
Произнести такое количество слов для Мисюка было нелегким делом — он вынул большой свежий платок, видимо, специально прихваченный для напряженной беседы со следователем, вытер лоб и преданно посмотрел на Демина. Давайте, мол, я готов, что вас еще интересует?
— В котором часу он приходил?
— Утром. Часов в десять, я так думаю. Когда мне его описали подробно, я сразу решил — он. Не зря он мне так не понравился. Ох, чреватый человек. Все глазками поигрывает, поигрывает, чтоб, значит, понял я, какой он опасный. А мне чего — я дома. У меня кочерга в углу. Вот она, под рукой. Ткнись. Нет, ты попробуй ткнись! — Мисюк, кажется, до сих пор отвечал Нефедову на оскорбление. — Как он был одет?
— Куртка, синие штаны, шарф...
— Шарф?
— А как же! Пижонский такой, длинный, вокруг шеи завернутый... Не подступись!
— Цвет?!
— Это... зеленый. Да, зеленый.
«Ну, вот, уважаемый, — мысленно обратился Демин к Нефедову. — Дела, как видишь, не стоят на месте. Оказывается, шарфик-то у тебя зелененький. Это, конечно, еще ни о чем не говорит, у Жигунова вот тоже нашелся зеленый шарф... Посмотрим, что скажут эксперты, чей шарф в родственных отношениях с теми двумя ворсинками на заборе...»
— Каким он вам показался? — спросил Демин у замершего в ожидании следующих вопросов Мисюка.
— Хам он и есть хам. Наглец.
— Это ваше личное к нему отношение. А теперь постарайтесь забыть об этом. На время! — Демин успокаивающе поднял руку, почувствовав, что Мисюк сейчас начнет заверять, что оскорблений он никогда не забудет. — Каким он вам показался? Голодным? Злым? Нетерпеливым? Постарайтесь припомнить.
— Скорее усталым, я так думаю. Он очень огорчился, что не нашел Дергачева. Даже растерялся, начал расспрашивать, где можно того найти...
— Как вы думаете, зачем он искал Дергачева?
— А черт его знает!
— Нет-нет, подождите. Я не спрашиваю, как было на самом деле, этого вы не знаете. Я спрашиваю о другом — как вам показалось? Он хотел за что-то его наказать или мечтал броситься в объятия Дергачеву, соскучился, например... Или от кого-то привет привез? Как показалось?
— Показалось? — охотно подхватил Мисюк. — Сейчас скажу, одну минутку... Значит, так, подходит, стучит, кочерыжкой обзывает, а потом спрашивает... — Мисюк остановившимся взглядом уставился в стенку, пытаясь восстановить образ обидчика. — Это... Я думаю, он без зла спрашивал о Дергачеве. Спросил будто о приятеле, так примерно...
Взглянув на Нефедову, на ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, Демин отметил про себя и ее манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова, кажется, пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь запачкаться. И еще золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, знала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала дать утренний спектакль?
— Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?
— Сын? Один остался дома. Спит. Вы его имеете в виду?
— Нет, я говорю о вашем старшем сыне, Сергее.
— Могу ли я знать, чем вызван ваш интерес к нему?
— Вы, очевидно, слышали о пожаре?
— Да! Это кошмарная история! Какой ужас! Знаете, в городе такие страшные слухи, что я не решаюсь им верить. Вы наверняка знаете больше. Скажите же мне — что там произошло на самом деле? Говорят, погибли люди?
— Есть основания полагать, что ваш сын имеет к происшедшему какое-то отношение.
— Вы хотите сказать, что он знал погибших?
— Его видели в этом доме.
Нефедова снисходительно посмотрела на следователя, щелчком алого ногтя сбила с рукава пылинку, вздохнула, как бы жалея себя.
— Этого не может быть, — с легкой усталостью проговорила Лидия Геннадиевна. — Больше года его нет в городе. Скажу по секрету, — она наклонилась к следователю, — я сама его выписала.
В кабинет вошел Рожнов, присел к столу.
— Дело в том, Лидия Геннадиевна, — сказал он, — что Сергея видели в городе, в доме Жигунова, накануне происшествия. Судя по вашим словам, сына нет дома?
— Н... нет, — с заминкой произнесла Нефедова, несколько сбитая с толку.
— И вы не знали, что он в городе?
— Нет, хотя... — Нефедова пошевелила ухоженными пальцами, давая понять, что не стоит так уж категорически воспринимать ее «нет». — Знаете, вот сейчас я припоминаю... Какой-то парень бросил мне на улице в том роде... Понимаете, я сделала ему замечание. Он дружил когда-то с Сергеем, бывал у нас... Я полагаю, имела право сделать ему замечание. — Нефедова обращалась к Рожнову, видимо, разговор с ним не так уязвлял ее самолюбие. — А он мне в ответ — смотрите, дескать, за своим сыном. Тогда я подумала, что он сказал это вообще, а теперь...
— Фамилия этого парня?
— Не помню... Не то Савельев, не то Завьялов...
— Постарайтесь вспомнить. Это важно.
— Он живет в доме напротив нашего. Его там все знают... А фамилия... Скорее Савельев.
— Куда уехал ваш сын?
— В документах указано. Я не верю, что вы пригласили меня, не заглянув в документы. — Она усмехнулась.
— Заглянули, — кивнул Рожнов. — И в данный момент, — он посмотрел на часы, — два оперативных работника находятся в воздухе по пути в Архангельск.