Не приходя в сознание
Шрифт:
Демин подошел к Бузыкину, сел рядом, подождал, пока тот замолчит.
— Невеселая история, — заметил он сочувствующе. — Но как знать, кое-что может вернуться...
— Да? — Бузыкин с интересом посмотрел Демину в глаза. — Нет, все опять становится мечтой, как и двадцать лет назад. Вот что обидно.
— Скажите, Бузыкин, а как получилось, что вы так наследили в универмаге? Отпечатки ваших пальцев, ну, на каждом шагу...
— Оплошал, — сказал Бузыкин. — Оплошал. Он говорит мне: какой смысл надевать перчатки, если весь универмаг залапан покупателями. Я и поверил.
— А сам-то он работал в перчатках, — заметил Демин.
— Да, я уж потом увидел. Спрашиваю: чего перчатки не снимаешь, если уж здесь все так залапано... А он говорит, что стекло, дескать, порезаться можно... И опять я ему поверил. Простоват. — Бузыкин виновато развел руками. — Сейчас все понимаю, а когда на деле — волнуюсь. В душе ведь я честный человек, может быть, вам смешно покажется, но я очень хороший работник... Скажи, Михалыч, хороший я работник?
— Неплохой, — кивнул капитан.
— А ботиночки неплохие. — Демин показал взглядом на ноги Бузыкина. — Сколько отдали?
— Не помню, на руках брал... — Бузыкин спрятал ноги под лежак, но тут же опять выставил ботинки на свет.
— Похоже, финские? — спросил Демин.
— Кто их знает... Носились бы хорошо, а там пусть хоть мандриковские.
— В универмаге точно такие пропали, — сказал Шестаков.
— Ну что это доказывает, опровергает, кого в чем уличает?
— Остановитесь, Бузыкин. — Демин похлопал парня по массивной коленке. — Эти ботиночки продавцы припрятали. Не пустили в продажу. Нарушили закон. А накладные и прочая документация остались. Понимаете?
— Что, и здесь влип? — обиженно спросил Бузыкин.
— Похоже на то, парень, — кивнул Демин. — Похоже на то.
— Вот непруха пошла! — искренне воскликнул Бузыкин. — Даже на чужих преступлениях летишь! Надо же, а я гвоздь в стену вбил, хороший гвоздь выбрал, все по каюте ходил, место подыскивал, где бы это, думаю, бинокль повесить? И почему, вы полагаете, я повесил его именно здесь? О, расчет правильный... Плывешь мимо зеленых берегов, мимо золотых пляжей, на которых девушки загорают и руками машут, а ты, к примеру, у борта стоишь, и возникло в тебе желание с девушкой познакомиться... Протягиваешь руку в иллюминатор, снимаешь бинокль с гвоздя, а он новенький, кожей от футляра пахнет, на солнце синими искрами играет...
— А ведь в самом деле неплохо! — воскликнул Демин. — Самому захотелось на этой посудине в плаванье пойти!
— Точно? — обрадовался Бузыкин. — Берите бинокль! Не жалко.
— Я бы взял, да вот товарищ не позволит. — Демин кивнул на Шестакова. — Для него этот бинокль — важное вещественное доказательство.
— Так осквернить вещь? — горько воскликнул Бузыкин. — Бинокль обозвать таким словом! Вещдок! Ужас!
— Скажите, Бузыкин, а как зовут приятеля, о котором вы рассказывали?
— Какого приятеля?
— Ну, который уговорил вас без перчаток работать.
— А-а... Мне приятно, конечно, что вы прониклись моей мечтой заветной, но назвать его не могу. Он со мной поступил нехорошо, но это наше дело, наши расчеты. А вот так запросто взять да выложить.., Нет. Совесть не позволяет.
— А в универмаг лезть тебе позволяет совесть?! — гневно воскликнул Шестаков, нависнув над Бузыкиным небольшим своим телом.
— Позволяет, — кивнул Бузыкин. — Очень даже позволяет.
— Жаль, — сказал Демин. — Приятель ваш человека убил. И не одного. Так что вторая статья появляется... Укрывательство. И мечта ваша голубая отодвигается на неопределенное время. Такие дела, старик.
— Точно ухлопал? — спросил Бузыкин серьезно.
— Потому я и здесь. Ведь я из соседней области... Приятель оттуда?
— Да, он нездешний, — осторожно сказал Бузыкин. — Я подумаю, ладно?
— Подумайте, конечно, — сказал Демин. — Только недолго. Пока он еще кого-нибудь на тот свет не отправил. Нервный он какой-то, ваш приятель, сдержаться не может... Вас вот продал, видно, знал, что согласитесь за него отсиживать.
— Да не надо меня уговаривать! — махнул рукой Бузыкин. — Я должен сам все обдумать, принять решение в спокойной обстановке, чтобы не ссылаться потом на горячность, поспешность... Да и вам важнее, чтобы решение мое было искренним, а не случайным. Правильно?
— А ну-ка встань! — подошел к нему Шестаков. — Обыск мы закончили, но за малым исключением. — Шестаков извлек из карманов Бузыкина пачку денег, папиросы, авторучку, замусоленный блокнотик и большой перочинный нож.
Наибольший интерес представляла, конечно, записная книжечка, но разобраться в наползающих друг на друга записях, в фамилиях, поверх которых были написаны телефоны, было непросто, и Демин решил отложить это до более удобного случая.
— Ну, скажу, кто он, этот мой сообщник, — снова начал рассуждать вслух Бузыкин. Шестаков хотел было прервать и уже на цыпочки встал, чтобы сказать что-то резкое и значительное, но Демин успел его остановить. — Скажу, заработаю себе пару очков, однако судья все равно даст мне сколько положено, и единственное, что я заработаю, так это ее материнскую улыбку, когда она будет отправлять меня в те самые места. Одобрение общественности тоже на моей стороне, но суть... Суть останется прежней. Ну, заложу я Серегу, — Демин и Шестаков быстро переглянулись, — заложу, расплачусь с ним, и что же — уподоблюсь ему? Не хочется. Совесть не позволяет. Назови я его, а они потом очную ставку... А как мне Сереге в глаза посмотреть?
— От очной ставки можете отказаться, — быстро вставил Демин.
Все дальнейшее произошло в две-три секунды. Усыпив настороженность оперативников неторопливыми словами, расслабленной позой, ленивыми, замедленными движениями, Бузыкин вдруг резко прыгнул к двери, оттолкнув понятых, выскочил на палубу, захлопнул дверь и чем-то подпер ее снаружи. Все оказались запертыми. Было слышно, как он пробежал по гулкой металлической палубе к перекидной доске, как спрыгнул на берег, но тут же шаги снова зачастили по доске.
— Он думал, на дураков напал, — удовлетворенно проговорил Шестаков. — Я же оставил двух ребят на берегу. Куда ему деваться... В мартовскую воду не прыгнешь — без подготовки больше минуты не продержаться.
Капитан подошел к иллюминатору, покрутил какие-то винтики и распахнул его. Но выбраться на палубу никто не успел. В иллюминаторе показалась улыбающаяся физиономия Бузыкина. Он некоторое время молча рассматривал оставшихся в каюте, и улыбка его становилась все шире и радостней.
— Ну что, курепчики? Попались? Бдительность у вас хромает, товарищи следователи, вынужден буду доложить начальству. — Встретившись взглядом с Деминым, он вежливо поманил его пальцем.