Не просто рассказы
Шрифт:
Да, верно… Париж.
Трудно ошибиться. Мало найдется городов, о которых знаешь так много, еще не повидав. Сами судите, только приехал — сразу вспомнил, что читал и слышал: Сена, Нотр-Дам, книжные развалы, Лувр, Тюильри, Монмартр, Булонский лес… всё оживает в памяти. Многие, очень многие, от Дюма-батюшки до Франсуазы Саган, хорошо потрудились, чтобы лишить нас новизны восприятия и сделать каждое здание, каждую улицу, площадь, переулок знакомыми до мелочей. Первый раз тут, а чувствую себя как дома на кухне.
Но! Писатели, художники, режиссеры, конечно, постарались на славу и дали нам город взаймы. Вот только они не смогли заменить
И чувства, личные переживания делают его Вашим городом , и только теперь вы по-настоящему понимаете, что действительно здесь оказались.
А личное? Это может быть что угодно. Предпочитаете гулять пешком и находите совершенно неприемлемым спускаться в метро? Полдня ходьбы с высоко поднятой головой и вот, усталость приводит к уютным ступеням лестницы, затененной плющом. С облегчением бросаете рюкзак, садитесь и вытягиваете ноги. Казалось бы, удовольствие — вот оно. Но так мыслить допустимо в каком-нибудь Мюнхене или Амстердаме. А тут…
Глазом не успеете моргнуть, как из ближайшего кафе явится официант и вежливо спросит: «Что Вам принести?» В этот благословенный момент отчетливо осознаешь, что оказался не где-нибудь, а именно в Париже.
Или так: идете по тротуару и замечаете, что прохожий, который спешит навстречу, вдруг извиняется. Но не за то, что толкнул плечом, а исключительно потому, что имел такую возможность . И вы снова понимаете — это может случится только здесь, в Париже.
Портье гостиницы, совершенно не глядя, будет реагировать на каждое движение, и листопад в Тюильри прошепчет осеннюю мелодию у ваших ног, а раздражение, что Де-Артаньян гремел ботфортами на бегу к Palais Royal (как можно вообще торопиться куда-то, находясь в самом красивом городе мира!) успокоит журчание Сены.
Так, шаг за шагом вы обретаете уют. И каждое мгновение, каждый вдох, каждый запах становятся Вашими. И крепнет счастливая уверенность, что Вы именно здесь — в Париже. И это восторг — видеть его. И нет ни малейшего повода умирать.
Так случилось со мной. Всем сердцем я ощутил гений места.
Но… счастье не приходит в одиночку.
Вот о чем и стараюсь предупредить!
Вдруг, как молния с небес, поразила мысль, что я ведь, — бог ты мой! — действительно в Париже, но при этом… еще не художник .
Только представьте. Поймите! Осознать, что ты в земном раю и в этот миг не быть художником — самое ужасное, самое печальное, что может произойти. Я был так расстроен, огорчен и разбит, что остаток путешествия убеждал себя, будто я художник хоть в чем-нибудь. Хоть в самом малом.
Конечно, проходит время и тяжелое воспоминание меркнет, рана затягивается. Но знайте, это разочарование терзает сильно и так долго, насколько искренне и глубоко вы вообще способны чувствовать прекрасное.
Заклинаю, не губите себя! Берегитесь попасть в Париж, осознать, что вы именно там и… не оказаться при этом художником.
ОШИБКА
Просёлочная дорога выскакивает на песчаную дюну, я резко кручу руль и… выезжаю на берег моря.
Пляж, до неприличия обнаженный отливом, растягивается на целые мили к горизонту. Как только замолкает шум мотора, пейзаж погружается в первозданную тишину. Вечерняя прохлада накрывает отмель, а в воздухе царит густой аромат морского дна. Вокруг ни души. Темнеет. Можно приступать…
Утро промелькнуло незаметно. Сонный аэропорт, кофе со вкусом картонного стаканчика, заученная улыбка стюардессы и — хоп! — я под облаками.
Под крылом стелется Европа. Моя цель — север Франции, на прибрежных равнинах которого лежит вотчина древних викингов — Нормандия.
Скрип шасси на посадочной полосе прервал дорожную дрему и превратился в шуршание тысяч ног по переходам. Их сменил многоголосый ропот толпы, ожидающей паспортного контроля, и вот уже свист весеннего ветра за окном автомобиля, а после гулкое шипение электровоза, отбывающего с вокзала Монпарнас. Поезд мчится к побережью.
Я с трепетом открываю багажник и осторожно приподнимаю пакет. Его увесистое содержимое отзывается глухим стуком. Время пришло. Оно всегда приходит. Даже самые упрямые мечты сбываются…
После обеда в окне показался вокзал Кана. Времени на то, чтобы разглядывать красоты города, не осталось. Я помчался дальше — в бюро проката авто. Смуглый парень внимательно перечитал бумаги, проверил номер заказа и сделал необходимые записи в журнале. Его попытки объяснить выгоды страхования я отмел твердым жестом обеих рук, и мы направились в гараж.
Молоденький «Пежо» рванул подо мной, как застоявшийся жеребенок. Я вильнул по узким улочкам и резко надавил на тормоз. Машина в недоумении взвизгнула и остановилась. Клочок бумаги, испещренный неразборчивыми каракулями, содержал все необходимые буквы, чтобы дать возможность навигатору найти нужное направление. Пощелкав клавишами и скормив электронике пункт назначения, я получил в ответ одобрительный писк. На экране загорелась надпись: «Bon voyage!»
Я ищу подходящее место, где можно присесть. Неподалёку тяжелая, потемневшая от времени доска надежно покоится на двух опорах, глубоко врытых в сырой, плотный песок. Одинокая птица тревожно свистит у воды и смолкает. Порывшись в кармане, достаю нож. Литая рукоять плотно ложится в ладонь. Отблеск тускнеющего заката тревожно вспыхивает на лезвии и гаснет…
Французы ужинают после восьми. Помнить о правилах — не только признак хорошего тона, но и твердая гарантия, что официант в ресторане не покрутит пальцем у виска в ответ на вашу несвоевременную просьбу подать бутылку вина и эскалоп с жареными креветками. Я строго соблюдаю правила. И выехал к трапезе заранее лишь потому, что требовалось заскочить на устричную ферму.
Хороший ужин — сочетание трех вещей: вкусная еда, приятное настроение и одежда. Первое очевидно, второе греет душу, а третье — дань этикету. Оглядев брюки и смахнув пылинку с твидового пиджака, я поправил бабочку и щелкнул начищенным до блеска штиблетом по педали газа.
Дорога не утомляла. Трасса в сторону Катантана — прямая линия, плавно огибающая древние поселения норманнов. Можно лениво рулить и вспоминать свой долгий, долгий, долгий путь к океану…
Всё дело, как вы уже догадались, в устрицах.